Ау, скабиоза!

  В окрестностях села Селищи Атяшевского района, как утверждает издание «Самые интересные факты природы Мордовии», сохранилось очень редкое растение. Скабиозы исетской, согласно источнику информации, у нас в республике нигде более нет, да и по всей России мест ее произрастания  единицы. «Бедная скабиоза, - подумал я. – Неужели и тебя постигла участь птицы цвета ультрамарин, о которой поет Макаревич?» Ну, как, подумав об этом, не поинтересоваться сведениями о практической пользе от скабиозы, которая, возможно, и привела к ее истреблению? Но, увы, любопытство осталось без удовлетворения. Кто знает, может, во времена оные и составляла скабиоза целые заросли, но практичные мои земляки, думаю, больше были озабочены не созерцанием бесполезной для хозяйства травинки, а добыванием всеми доступными способами дубков, берез, липы и прочей древесины для хозпостроек и обогрева жилья, которой в окрестностях Селищ отродясь не произрастало. А потому, ничего о скабиозе исетской не ведая, не берегли ее. Она, как утверждает издание, росла как раз на степных участках, которые больше всего подходили для выпаса скота. Овечки, дело известное, тоже искали на пастбище только съедобную траву, а бесполезную для себя скабиозу затаптывали.

О моем поколении, само собой, в связи со скабиозой  и вспоминать нечего. Как говорится, «не видел, не знаю». Несколько лет назад вернулась из Екатеринбурга Мария Тимофеевна Огурцова, которая уехала в столицу Урала сразу после окончания семилетки, да так и жила там до восьмидесяти лет, малярничая в Уральском научном центре. И в ремесле столь преуспела,  что до самого ухода на пенсию делала только «штучную» работу - в домах и на дачах академиков, у которых за семью печатями очень долго были не только фамилии, но и имена. Сельское кладбище – не самое лучшее место для расспросов, но именно там представился случай застать прошлым летом Марию Тимофеевну, которая приезжала на Троицу поклониться праху лежащих здесь предков. Бабушке 84 года, однако память ее очень хорошо сохранила детали даже малозначительных событий, произошедших  много десятилетий назад. Мария Тимофеевна помнит, как еще до войны, но особенно в годы войны, в поисках съедобных растений излазила с ватагой девчонок и мальчишек местные овраги и поля. «Возможно, - говорит она, - встречалась на пути и эта травинка, но одно только название мало о чем говорит. В Екатеринбурге, я знаю, есть река Исеть, о ней могу  рассказать. А у многих растений в нашем селе были в ходу свои названия».

 И это так и есть. Еще мама называла, помню, «ерофеичем» зверобой, из которого и сейчас  многие заваривают чай.

Словом, предстал я перед землячкой в роли человека, который спрашивает по телефону у другого: «А у тебя есть вот такого размера гвозди?» Но что оставалось делать, если не было на руках даже картинки со скабиозой исетской, которая помогла бы Марии Тимофеевне опознать ставшую столь редкой представительницу местной, якобы, флоры?

Моих земляков, как уже заметил, больше заботило добывание древесины, а  отчего это было, и гадать не нужно. Местные черноземы хорошо родят хлеб, но нет на них и сейчас даже маленького лесочка. Лишь по берегам Сарки и еще одной, без названия и очень мелкой речушки, растет с незапамятных времен в изобилии ивняк. При всем при том была еще в позапрошлом веке построена в селе добротная церковь из сосны, и стояла она на крепком каменном фундаменте. Именно ее и вспоминают историки И.С и О.И. Марискины в энциклопедии «Мордовия». Но незадолго до начала Великой Отечественной войны безбожники скинули с церкви колокола, и стены бывшего храма, сначала тайком, а вскоре уже ничего не стесняясь и никого не боясь, жители начали растаскивать по бревнышку. Они особенно быстро «таяли» в военные годы, когда сторожа, дежурившие по ночам в стоявшем рядом сельсовете, топили дровами из бревен с церковных стен печку. Мария Тимофеевна, которая так и не смогла ничего сказать о произрастании растения скабиоза исетская в окрестностях родного села, это видела своими глазами, и она же рассказала, что одно из бревен принес домой ее отец Тимофей Николаевич, человек глубоко верующий. Был  у богомольного старика свой в этом деле расчет: «Зачем  пропадать добру, пусть лучше будет крестом на моей могиле». Так и случилось. В 1945 году старик Огурцов умер, но родственники покойного благодаря его же мудрости лишены были забот по поиску материала для могильного креста.

 Но самое интересное даже не в этом. На  отцовой могиле     Марии Тимофеевны до сих пор стоит, оказывается, тот самый крест. Нетрудно подсчитать, что после смерти Огурцова прошло 66 лет, однако о настоящем возрасте бревна, из которого сделана ему память, никто и ничего уже не  скажет. Можно только удивляться, отчего сосновый материал оказался в состоянии даже лучшем, чем дубовые кресты, которые появились намного позднее на соседних могилах.

Вот такое открытие неожиданно для себя сделал, пытаясь после знакомства с тоненькой брошюркой узнать что-либо о редкостной травинке, которую никогда не видел в родных мне местах, но где она, если верить книжице, пока сохранилась.

«Известия Мордовии»