Чтобы помнили

Мы продолжаем публикацию материалов из серии «Чтобы помнили». Нынешний рассказ о Закире Умяровиче Альмяшеве. Он защищал восточные рубежи нашей родины. Воевал в пехоте, чем очень горд.

-Сейчас вот некоторые фронтовики хвалятся, вот мы, мол, в авиации служили, немцев бомбили, другие в артиллерии — сокрушительно ломали оборону противника. А пехота, как бы немного в стороне остается, — обижается Закир Умярович. — А между тем, кто в атаку шел? Пехота. Кто города брал? Пехота. Кого убивали в первую очередь и в больших количествах? Пехотинцев. Ты только что курил с товарищем, а через десять минут он убитый лежит — в его окоп попал снаряд. Каково? «Пол-Европы прошагали, полземли...» Или, как в нашем случае, всю Манчжурию пешком, Корею... Так что недаром пехоту называли царицей полей.

А пехотинец Альмяшев — потомственный. У него отец, Умяр Нугайбекович, также воевал с германцем, только в первую империалистическую. И тоже в пехоте.

На начало Великой Отечественной войны, Закиру Альмяшеву исполнилось 15 лет. Учился в школе, работал в родном селе Большие Полянки Кадошкинского района. В 1942 году закончил 7 классов, а работать начал еще в 1939 году. Сперва — плугарем, потом помощником тракториста, пастухом (пас жеребят из трех окрестных колхозов). Старшего его брата Шакира призвали в 42-ом, и сразу под Сталинград. В июне он прислал письмо: «Идем в бой. Если останусь жив — сообщу. Если погибну — прощайте!..» Больше не было от него вестей. А в октябре пришло извещение «Пропал без вести». Спустя год пришла пора и Закира. Он и еще шестеро сельчан-одногодков поехали до Рузаевки. А там комплектовали как раз эшелон для отправки на Дальний Восток. Объяснили, что новобранцев там обучат всем воинским премудростям, а потом отправят обратно на Запад, на фронт. О том, что предстоит война с Японией, тогда еще не было и речи. Везли долго, на иных станциях простаивали сутками: «зеленый свет» тогда давали тем, кто едет на фронт, а не обратно. Альмяшев вспоминает, что опасались вредителей, случалось, что эшелоны, формировавшиеся для отправки на фронт, взрывались в глубоком тылу. Байкал объезжали, прямо впритык к озеру, того и гляди — состав опрокинется в воду. Тогда ведь еще не было Байкало-Амурской магистрали, и везли по старой ветке. Так за месяц доехали до станции Бамбурово в Приморском крае.

После курса молодого бойца и принятия присяги новобранцев зачислили в состав 40-ой стрелковой дивизии имени Орджоникидзе орденов Ленина (еще за бои у озера Хасан в 1938-ом году) и Суворова II степени. Тех бойцов, что раньше там были, в спешном порядке отправили на фронт. Их место заняли вновь прибывшие. По словам Альмяшева, из прежнего состава остались лишь сержанты, которые проводили с ними активные занятия. Подготовка шла усиленная: огневая, тактическая, многокилометровые марш-броски. Ускоренность объяснялась тем, что их также планировалось отправить на Запад, чтобы быстрее добить врага в его логове. Обмундирование молодым бойцам было выдано старое, сейчас бы его назвали б/у. Ношеные шинели, вместо шапок буденовки, вместо сапог ботинки. Это и понятно. Новая одежда шла в первую очередь воющим солдатам. Кормили также неважно. Зато пришлось освоить стрельбу из разных видов оружия. Для Альмяшева первым его орудием стал станковой пулемет. Он весил 24 килограмма. Приходилось его таскать с собой по всем сопкам, оврагам во время учений, в дождь и снег.

С приходом 45-го года разговоры, что их должны скоро перебросить на Запад прекратились, хотя подготовка не стала менее интенсивная. А когда наступило 9 мая, и пришла Победа, стало ясно, что о демобилизации думать не стоит, и что для них война еще не закончилась. Лето прошло за ставшими уже привычными военными занятиями. Просочились сведения, что численный состав Квантунской армии в Манчжурии и Корее за последнее время был удвоен. Новый очаг войны мог разгореться в любое время. А в начале августа совершенно неожиданно весь личный состав третьего стрелкового полка, где служил Закир Альмяшев, был переодет в новое обмундирование и дан приказ выступать. 8 августа наши войска перешли границу с Манчжурией, что послужило началом войны против милитаристической Японии.

— Продвигались, в основном, ночью, — рассказывает Закир Умярович. —Для нас было важно быть незаметными, ступать неслышно. Мы понимали, что противостоим коварному и хитрому врагу. Японцы часто шпионили, переодевшись в китайцев. Они пользовались тем, что чисто внешне их довольно трудно отличить друг от друга. Дополнительную сложность создавало то, что местность, на которой приходилось вести бои, состояла либо из сопок, либо из гор. Помню, как занимали мы Дуннинский укрепрайон. Так получилось, что мы оказались в огромной яме. Шли, как обычно в темноте и не знали, когда встретим врага. Сейчас размышляя, над этим, понимаю, насколько беспомощны мы были, насколько рисковали. Ведь стоило бы японцам посадить на вершине горы три-четыре пулеметчика—снайпера, и полка бы не было. Но мы одолели эту яму успешно, поднялись на гору. А в засаду угодили лишь поутру. Попали в такое место, что японцы окружили нас и начали бить со всех сторон. Но тут командир резко развернул наш батальон и в атаку: «За Родину! За Сталина!». Прорвались! Погнали дальше японцев. В ходе боев наша рота значительно отстала от остальных. А потом решили нагнать. Но как идти вперед, вдруг нарвешься на врага. А у нас кончились боеприпасы, и отстреливаться-то нечем. И решили вперед послать в разведку трех человек. Назвали меня и еще двоих. Пошли, где шагом, где ползком. И тут старший нашей группы командует, чтобы я шел вперед, а они меня нагонят. Идти одному в кромешной мгле по вражеской территории страшно, опасность мерещится за каждыми кустами. Мои товарищи так и не нагнали меня. А я все-таки забрался на вершину сопки и увидел равнину, а дальше за ней много огней. Казармы, солдаты, между ними какое-то движение. Там располагался гарнизон Квантунской армии. И судя по действиям, намечалось спешное выдвижение войск. Я быстро пустился в обратный путь, доложил командиру роты об увиденном. Людей, которых со мной послали в разведку, и которые меня бросили, больше не видел и об их судьбе мне ничего не известно. Может они погибли, может, перешли на сторону врага? На войне всякое случалось. А мы стали догонять своих. В темноте чуть было не наткнулись на колонну японцев. Во время заметили, затаились. Они прошли мимо. Потом нам предстояло форсировать Янцзы, японцы разбили плотину, и пришлось перебираться вплавь, несмотря на сильное течение. Но я еще в детстве научился хорошо плавать, и для меня это не составило особого труда. На другом берегу обнаружили брошенный склад новой японской формы. Некоторые, у кого свое обмундирование пришло в негодность, и я в том числе, переоделись в японское. Мне это одеяние не слишком понравилось. Японский материал из плащ-палатки на морозе накаляется, и ты находишься, будто в ледяном скафандре.

Альмяшев свидетельствует, что японцы сопротивлялись отчаянно. Много среди них было смертников-камикадзе, одетых по самурайскому обычаю во все белое. Они бились до последнего. В рукопашном бою японцы, овладевшие карате, часто превосходили наших солдат. Даже когда было объявлено об официальной капитуляции Японии, находились отдельные батальоны врагов, которые не сдавались и вместо плена вступали в бой.

-Я видел смерть, на моих глазах убивали друзей и этого не забыть никогда, вспоминает Альмяшев.- Самое большое счастье на свете, это то, что я остался жив. На той страшной войне я не получил ни царапины. И может быть, что у меня наград поменьше остальных, тем не менее, служил я честно.

Насчет того, что наград поменьше, тут Закир Умярович лукавит. Видел я его пиджак — еще тот иконостас! 23 награждения и на все имеются удостоверения. С надписями «За храбрость, стойкость и мужество, проявленные в боях...». Орденов может поменьше, чем медалей. Но зато медали не только советские, но и корейские, монгольские...

После войны Альмяшев дважды бывал в Центральном архиве Министерства обороны РФ, расположенном в городе Подольске Московской области. Интересовался судьбами однополчан. Бывал на одном из Парадов Победы, проходивших на Красной площади в столице нашей Родины. Возможно, поедет и в этом году.

Кроме славного боевого прошлого Закира Умяровича, следует упомянуть его послевоенную трудовую деятельность. Он сорок четыре года проработал на Саранском механическом заводе и производственных его наград едва ли меньше фронтовых. Без отрыва от производства получил два высших образования. Автор более ста рационализаторских предложений, которые внедрялись не только на родном заводе, но и других предприятиях страны. А вот в партию так и не вступил, хотя и предлагали неоднократно. Поэтому и слишком высоких постов не достиг. Для карьерного роста — партийность обязательна. Но зато его имя внесено в энциклопедию «Мордовия». Его помнят, его ценят, его знают.

Семен МИХАЙЛЕВИЧ

РИА «Инфо-РМ»