«Дядюшкин сон» по-сарански, или Дело было в Морд…

Республиканская Русская драма открыла сезон, как и обещалось, сразу двумя премьерными спектаклями, поставленными приглашённым режиссёром, заслуженным артистом России и Литвы Вячеславом Гуниным.

Прозаический «Дядюшкин сон» по раннему роману Фёдора Достоевского нередко ставится на театральных сценах. Однако в Саранске раньше не игрался. И на сей раз преподносится как трагикомедия, что для публики, у которой творчество Достоевского ассоциируется с некими мрачноватыми исканиями, кажется непривычным.

Да и сценическое оформление сразу вызывает некоторое недоумение. Режиссёр вместе с художником-постановщиком Владимиром Боером (приглашенным из Театра Романа Виктюка) заведомо отказались от натуралистического правдоподобия, освободив пространство для игры фантазий и страстей. Никаких вам тут сценографических красивостей. За черным задником просматривается кирпичная рабочая стена, словно какая-то изнанка действительности. И на протяжении первого действия в правом углу сцены громоздится беспорядочная куча какого-то хлама, словно символизирующая нечто не особо нужное, отжившее. Ну и по ходу слуги-дворовые вывозят полупрозрачную стену-планшет, чтобы за ней периодически скрывались персонажи-интриганы, подслушивающие тайные разговоры других интриганов.

Собственно, анекдотичный, местами почти детективный сюжет предельно прост. Небогатая, но властная обывательница небольшого провинциального городка Мордасова Мария Александровна Москалева, проведав о миллионном состоянии стареющего и немощного князя К., желая заполучить его наследство, задумывает выдать за него свою единственную дочь Зину.

Актриса Ирина Абросимова, ранее обычно игравшая комичных простушек, настолько ярко создаёт образ Марь Санны, хозяйки этого Богом забытого города, что понимаешь: жизнь – это тоже битва, только не на поле брани, а на поле самой жизни. Её госпожа Москалева так истово мечтает вырваться из темного захолустья, что и сама пошла бы замуж за князя, если бы он бросил на нее хоть один осмысленный взгляд. И при всей гротесковой драматичности в героине Абросимовой вдруг проскальзывает доверчивое простодушие и полудетская обидчивость. Однако нравы мордасовского общества уже научили Москалеву сдержанности и властности, высокомерию и жестокости, изворотливости и лицедейству.

Само же «общество» в спектакле отнюдь не является второстепенным фоном, а представлено выпуклыми, запоминающимися характерами. Тут и бессловесный, но совсем не бесцветный супруг Марь Санны - Афанасий Матвеевич, колоритно сыгранный Владимиром Третьяком. И врывающаяся в действие, словно озлобленная фурия, полковница Софья Петровна Карпухина, похожая в исполнении Ольги Вдовиной не просто на интриганку и сплетницу, а на истерично-визгливую базарную бабу, фанатично одержимую своими обидами и комплексами. И, наконец, эгоистично влюбленный, поглощенный ревностью и оскорбленный обманом несостоявшийся жених Павел Александрович Мозгляков, представляемый Анатолием Свешниковым. Будто в страшном сне кружат вокруг князя и уездные сплетницы, мешая ему погрузиться в «очаровательный сон».

Впрочем, князь К. Сергея Адушкина отнюдь не кажется дряхлым, выжившим из ума стариком, вызывающим лишь жалость и сочувственный смех. Он - скорее наивный мечтатель, блаженный чудак, и среди людей корыстных и практичных выглядит простодушным романтиком. Оставаясь благородным рыцарем, князь оказывается беззащитным перед чужим коварством, обманом и жестокостью.

Досадно, что Юлия Власова, которой выпало играть Зиночку в премьерных представлениях, не выдерживает сложности образа, который ей достался.

И, наконец, финал спектакля. Осмеянный князь покидает гостеприимно-негостеприимный дом Москалевой. Марья Александровна, узнав правду о старом князе, на самом деле, не имеющем никакого состояния, остается одна, в каком-то холодном, пустом углу – и для нее все кончено. И рассыпающийся князь К., и боевая Марья Александровна теперь уже действительно погружаются в беспробудный сон, пробуждения здесь не случится. Оно, это пробуждение, как хотели Гоголь и Достоевский, должно случиться в зрительских душах.