Врачи обрекли годовалого мальчика на медленную смерть
25.09.2009 10:27
О смерти своего сына краснослободский педагог Андрей Чернов рассказывает спокойно. Только тоска в глазах мужчины ясно дает понять, что боль еще не улеглась. Да и вряд ли когда-нибудь уляжется.
- Он уже начинал потихоньку разговаривать, — вспоминает отец. — Мы рассчитывали, что как раз к своему первому дню рождения Женя сделает первые шаги. А тут…
Андрей ненадолго замолкает, и в комнате воцаряется какая-то жуткая тишина, которую нарушает лишь прерывистое дыхание убитого горем отца. Его сын так и не сделал первых шагов. Точнее, ему не дали их сделать. Андрей знает кто. Более того, он почти каждый день встречает этих людей на улице. Но вот парадокс, сам он не может их наказать. А помочь ему просто некому.
«Скорая» сказала: «Нужен капельник», а ему делали клизму
Все началось 18 июня.
— В тот день все с самого начала пошло не так, — вспоминает Андрей Чернов. — Жена с сыном уехала в деревню к своей матери, но, едва доехав, позвонила мне и сказала, что у Жени поднялась температура.
В тот же день мама с мальчиком вернулась домой.
- Поначалу я думала, что у сына просто режутся зубы, — скажет потом Елена. Все это будет уже после того, как Женя умрет в реанимации районной больницы. — Но у него начался жидкий стул.
Два дня родители пытались вылечить мальчика самостоятельно. Но 20 июня решили обратиться за помощью к специалистам.
- Когда в наш дом приехала «скорая помощь», врач сразу сказал нам, что у ребенка острый гастроэнтерит, — говорит Андрей Чернов. — Он сказал, что Жене необходимо поставить капельник. То же самое врач повторил в приемном отделении районной больницы. Но там эти слова почему-то не восприняли. Вместо капельников ребенку два дня делали клизму и давали жаропонижающие препараты.
Более того, по словам Елены Черновой, все то время, что она с сыном провела в палате инфекционного отделения, ни один врач даже толком не осмотрел Женю. В палату приходили только медсестры.
- В ночь с 21 на 22 июня у мальчика поднялась высокая температура, — говорит женщина. — Жаропонижающие уже не помогали. Я сказала об этом медсестре, а она в свою очередь сообщила дежурившему в ту ночь врачу Нине Ямашкиной. Но та просто отказалась идти к нам в палату, сославшись на занятость.
Уже после того как Женя Чернов умрет, а его отец напишет заявление в следственный комитет, выяснится, что Нина Ямашкина вносила в историю болезни мальчика ложные сведения о проведенном медицинском осмотре.
- Сведения об осмотре мной ребенка 21 июня недостоверные, — призналась врач в кабинете следователя. — Я сама их придумала.
На самом деле никакого осмотра не было. Сведения о температуре тела мальчика врач узнала у медсестры, а данные о цвете кожного покрова, дыхании в легких, о тонах и ритме сердца были внесены, как бы это мягче сказать, от балды. Правда, Нина Ямашкина так и не смогла объяснить следователю, зачем она это сделала. В ее объяснениях на этот счет значится простая фраза: «Я не знаю». При этом логичный вопрос: «Чем все это время занимались медики?» просто повисает в воздухе.
- Господи, ведь они же обрекли его на медленную смерть! — восклицает бабушка мальчика. — Ума не приложу, как он все это терпел. Ведь в эти двое суток он даже не плакал. Просто лежал и ждал помощи. Вы знаете, один раз мне плохо стало. Так врачи «скорой помощи» мне прямо дома капельник поставили. А на ребенка в больнице наплевали. Я вот сейчас думаю, лучше бы они меня тогда не лечили, лучше бы его спасли.
Медсестра кричала: «Не знаю, что вам говорят, но все очень плохо»
Поставить ребенку капельник врачи решились только утром 22 июня. Но прямо в процедурном кабинете, куда мама принесла Женю на руках, у мальчика начались судороги.
- Медсестра тут же отнесла его в реанимацию, — говорит Андрей Чернов. — Из Саранска вызвали бригаду медицины катастроф. Но городские врачи отказались везти ребенка в столицу республики, сказали, что он нетранспортабелен. В реанимации Женя провел целый день.
- Все это время врачи, выходившие оттуда, говорили нам, что его состояние улучшается, — продолжает отец мальчика. — Но под вечер оттуда вышла медсестра. Она подбежала к нам и сказала: «Я не знаю, что вам тут говорят, но все очень плохо!». А еще через несколько минут к нам подошел реаниматолог Роман Гудков и сказал: «Ваш сын умер. Извините».
И все. Для Андрея и Елены в этот момент как будто выключили свет. Папа мальчика сам не может понять, как оказался в следственном комитете. Потом были похороны, поминки, визиты врачей.
- Они приходили к нам домой в то время, когда у нас были накрыты поминальные столы, — говорит Андрей. — Нет, не за тем, чтобы извиниться. Их интересовали только две вещи. Когда я успел написать заявление и не собираюсь ли я забрать его обратно. Они так и сказали мне: «Вы вредите престижу больницы!». А, да, они еще говорили, что Нина Ямашкина очень переживает по поводу смерти нашего сына. Но моя жена, она же работает в этой больнице раздатчицей, через пару дней столкнулась с ней в коридоре. Ямашкина в ее сторону даже не взглянула. Прошла мимо с высоко поднятой головой.
Кстати, на похороны сына родная больница любезно отмусолила своей сотруднице Елене Черновой целую тысячу рублей.
- Поймите, дело не в деньгах, — говорит Андрей Чернов. — Хотя и в них тоже. Сами видите, как мы живем. Но могли же они просто прийти и по-человечески извиниться.
- Мне все говорят, что, окажись они на моем месте, просто убили бы этих врачей, — вздыхает отец ребенка. — Но я хочу, чтобы они ответили по закону. Как положено.
За смерть ребенка наказали лекцией
22 июня для России день памяти и скорби. В этот день началась Великая Отечественная война. Для Андрея Чернова в этот же день началась другая война. С российской бюрократией, заставляющей человека проходить по нескольку кругов ада, подтверждая каждый свой шаг справкой или еще какой-нибудь нужной бумажкой. С врачебной солидарностью (из медицинской карты мальчика каким-то чудесным образом исчезли результаты анализов, а эксперт, проводивший вскрытие, вдруг изменил свои показания). С равнодушием чиновников (из инстанций, куда писал мужчина, ему отвечали, что его сын умер от…дальше следует мудреное название болезни, в котором человек, далекий от медицины, вряд ли что поймет). Нет, ему, конечно, сочувствовали. В конце почти каждого документа говорилось, что руководству районной больницы велено применить в отношении виновных меры дисциплинарного характера. А заканчивались все эти отписки неизменным: «Примите наши соболезнования». Примечательно, что руководство районной больницы вняло указаниям сверху. Виновных наказали. Нине Ямашкиной объявили выговор, а ее напарнице вынесли предупреждение и обязали прослушать лекцию о вреде кишечных инфекций.
- За прогул обычно объявляют выговор, — вздыхает Андрей Чернов. — А здесь смерть ребенка, который восемь дней не дожил до своего первого дня рождения. Выходит, это одно и то же?
Андрей Чернов пока не знает, сколько продлится эта война. Хотя уже ясно, что блицкригом здесь не пахнет. Первоначально в следственном комитете в возбуждении уголовного дела отказали с формулировкой «за отсутствием в действиях Ямашкиной состава преступления». Но вмешался Росздравнадзор. Специалисты этого ведомства провели свою проверку, которая установила, что медицинская помощь ребенку оказана не в должном объеме.
- Потом в следственном комитете мне сказали, что назначили еще одну экспертизу, по результатам которой, может быть, будет возбуждено уголовное дело, — говорит Андрей Чернов. — Но пока эти результаты еще не готовы.
Р.S. Как-то так получилось, что союзников у семьи Черновых в их борьбе за элементарную справедливость гораздо меньше, чем противников. В мире, где истории болезни пишутся на глазок, а престиж лечебного учреждения стоит дороже человеческой жизни, наказать виновных бывает очень нелегко.
- Мне все говорят, что, окажись они на моем месте, просто убили бы этих врачей, — вздыхает Андрей Чернов. — Но я хочу, чтобы они ответили по закону. Как положено.
Мужество и идеализм отца, конечно, вызывают уважение. Но почему-то не верится, что он сумеет добиться справедливости, хоть правда и на его стороне.
Андрей ЕЛИСТРАТОВ (”ВС”, № 38)
«Вечерний Саранск»