Глава первая. ПАТОЛОГИЧЕСКИЕ ИГРОКИ (6 часть)

Знакомых в Бадене у Достоевских не было. Встретили раз ГОНЧАРОВА, тот «вздумал пофанфаронить и показать, что он здесь не играет, а так только… Ну разве можно поверить человеку, которого видали по два и более часов на рулетке!» – и считайте эту реплику Анны Григорьевны за свидетельство против неравнодушного к игре автора «Обломова»…

 

А Достоевские уже больны: у нее приступы тошноты, рвоты, сильные боли в животе, у него припадки падучей и пароксизмы страха смерти. И на очередную подачку из России – от родных Анны Григорьевны – супруги вырываются из баденского вертепа… Женева… Он снова хандрит, и она – не ангел ли? – сама подбрасывает ему мысль съездить поиграть в лежащий неподалеку Saxon les Bains.

Он «ОДОБРИЛ идею» и съездил.

И тут мы переходим к главному…

Очередная цитата из мудрой супруги: «Как я и ожидала, от его игры денежной выгоды не вышло, но получился другой благоприятный результат: перемена места, путешествие и вновь пережитые бурные впечатления коренным образом изменили его настроение. Вернувшись в Женеву, Федор Михайлович с жаром принялся за прерванную работу и в двадцать три дня написал около шести печатных листов для январской книжки "Русского вестника"».

Не поняли? Или не оценили?

Усугубим: «Федор Михайлович так часто говорил о несомненной "гибели" своего таланта, так мучился, что я иногда приходила в отчаяние, слушая его. Чтобы успокоить его тревожное настроение и отогнать мрачные мысли, мешавшие ему сосредоточиться на своей работе, я прибегла к тому средству, которое всегда рассеивало и развлекало его. Воспользовавшись тем, что у нас имелась некоторая сумма денег… я завела речь о рулетке, о том, отчего бы ему еще раз не попытать счастья, приходилось же ему выигрывать, почему не надеяться, что на этот раз удача будет на его стороне, и т. п. Конечно, я ни минуты не рассчитывала на выигрыш, и мне очень было жаль ста талеров, но я знала из опыта прежних его поездок, что, испытав новые бурные впечатления, удовлетворив свою потребность к риску, к игре, Федор Михайлович вернется успокоенным, и, убедившись в тщетности его надежд на выигрыш, он с новыми силами примется за роман и в 2-3 недели вернет все проигранное».

Грех прерывать Анну Григорьевну на самом интересном, а мы и не станем: «Моя идея о рулетке была слишком по душе мужу, и он не стал от нее отказываться. Взяв с собою сто двадцать талеров и условившись, что, в случае проигрыша, я пришлю ему на выезд, он уехал в Висбаден, где и пробыл неделю. Как я и предполагала, игра на рулетке имела плачевный результат - вместе с поездкою Федор Михайлович издержал сто восемьдесят талеров – сумму для нас тогда очень значительную. Но те жестокие муки, которые испытал Федор Михайлович в эту неделю, так на него повлияли, что решил, что более никогда в жизни не будет играть».

Конечно же, она не поверила.

И, как оказалось, зря: тем разом Достоевский каким-то фантастическим образом излечился от наваждения сказочно разбогатеть и распрощался с игрой навсегда. Он выезжал в Европу еще четырежды: в 74-м, 75-м, 76-м и 79-м, но к столу уже не тянуло. И прелесть рассказа не в том, что дяденька играл-играл, да вдруг перестал, но в том, что не играй он тогда – был бы этот господин так интересен нам сегодня?

 

И мы в который раз упираемся в неоспоримое: великие свершения не обходятся без великих же личностных жертв. Шедевры не творятся, посвистывая да почесывая за ухом. Открытия, меняющие ход истории, не падают на головы перезревшей антоновкой.

Есенину и Мусоргскому пришлось спиться…

Врубелю и Ницше – сойти с ума…

Христу с Ньютоном – умереть девственниками…

Цветаевой с Чаттертоном – сознательно и как-то слишком преждевременно расстаться с жизнью…

В мышеловке под названием Гений неизменно оказывается самый дорогой сыр. И чем, если не платой за дар был тот постыдный трехтысячедневный недуг Федора Михайловича? Ведь именно в период одержимости игрой он задумает и напишет всё, благодаря чему слово Достоевский гордо звучит теперь на всех языках планеты – «Игрока», «Идиота», «Преступление и наказание», «Бесов»… И что как не всетерпение Анны Григорьевны выступило тогда в роли ангела-хранителя гения?

Извольте согласиться, или скажите, где мы не правы…

 

Из треклятого Висбадена Достоевский писал другому – действительно матёрому и страшному игроку, что, наблюдая за парой сот понтирующих, он, видите ли, вычислил меж них лишь парочку действительно умеющих играть: «Пожалуйста, не подумайте, что я форсю с радости, что не проиграл, говоря, что знаю секрет, как не проиграть, а выиграть. Секрет-то я действительно знаю; он ужасно глуп и прост и состоит в том, чтоб удерживаться поминутно, несмотря ни на какие фазисы игры, и не горячиться. Вот и всё…».

Забавно, правда? Уж кого-кого, а Николая Алексеевича учить этим «секретам» было ни к чему: НЕКРАСОВЫ играли испокон веков. Карты были их роковой родовой страстью. Как-то будущий поэт спросил отца о пращурах, и тот гордо отчеканил: «Предки наши были богаты, прапрадед проиграл семь тысяч душ крепостных, прадед – две, дед – одну. Я – ничего, потому что нечего было уже проигрывать, но в карточки поиграть тоже любил».

Едва умевший подписать свое имя отец поэта, Алексей Сергеевич, действительно интересовался исключительно женщинами, охотой, кутежами и игрой. Сын же стал первым в роду, кто не проигрывал. Известна отчаянная тирада Белинского, подловленного молоденьким еще Некрасовым на мизере: «Эдак вы нас всех без сапог оставите». Как уж там с сапогами вышло, не знаем, но с карточного стола г-н Некрасов и впрямь имел много больше, чем с письменного. Не миллионы, конечно, но сотни тысяч – безусловно.

Биографы любят уточнять: он обожал не барыш, но сам процесс схватки с фортуной и вкуч победы, играл, чтобы «размотать нервы». А очевидцы вспоминали, что однажды поэт выиграл зараз больше миллиона франков у самого Абазы (крупный сановник, одно время министр финансов – не путать с однофамильцем-композитором, написавшим «То не вечер ветку клонит», «Утро туманное» и др.).

Так что упоение упоением, а навар наваром…

Но ведь на эти деньги, – вступаются биографы, – он и содержал свой прогрессивный журнал, цензоров умасливал и т.п. Да какая разница-то? Факт остается фактом: играл, чтобы выигрывать. И выигрывал! И за предков отомстил сполна.

В залах Английского клуба Некрасов был заметной, если не сказать, ключевой фигурой. Завсегдатаи знали: он играет во все игры, причем – отлично, обладает редкой сдержанностью и самообладанием. По сути дела, катала, Николай Алексеевич умел вовремя встать из-за стола, следуя системе: «Самое большое зло в игре – проиграть хоть один грош, которого Вам жалко, который предназначен Вами по Вашему бюджету для иного употребления. Если Вы хотите быть хозяином игры и ни на одну минуту не потерять хладнокровия, необходимо иметь особые картежные деньги и вести игру не иначе как в пределах этой суммы».

Однажды он не смог перешагнуть через железное правило не суживать накануне большой игры и не дал взаймы одному из сотрудников «Современника» пустяковой суммы. Наутро узнал, что тот застрелился. Очень расстроился, оплатил похороны и, как рассказывали, надолго забыл о картах. Но – всего лишь надолго. Месяца на полтора.

Жаловал Николай Алексеевич и игру на бильярде:

Из службы в биллиардную
     Прямёхенько иду,
     Игру там не азартную,

Но скромную веду…

 

А вот ТУРГЕНЕВ карт не любил. Хотя появлением на свет обязан именно картишкам...

Заехал раз сорокалетний кавалерийский офицер Сергей Николаевич Тургенев в гости к самой богатой из помещиц Орловской губернии Варваре Петровне Лутовиновой. Заехал, надо сказать, не из праздности, но по делам службы: будучи ремонтером гусарского полка, он интересовался закупкой лошадей, а у дамочки как раз имелся чудный конезавод... Надо ли объяснять, что нужда в копытах была лишь поводом для визита? – Красавец-великан Сергей Николаевич к тому времени крепко поиздержался: гусарство, знаете ли, штука специфическая – шампанское, цыгане, карты, опять же... А тут невзрачная, если не сказать страшненькая богачка перезревает. Заехал, в общем...

Варвара же Петровна, не будь дура, глазом стрельнула и чуть не с порога: а не сыграть ли нам, ваше благородие, по маленькой? – А по насколько маленькой, душа моя? – А кто выиграет, тот пускай желание загадывает! – Вот даже как? – А чего мелочиться!..

И Сергей Николаевич выиграл еще до того как раздали. И в качестве приза тут же испросил руки и сердца хозяйки. На что тут же и получил добро. Ну и, сами понимаете, приданое. И даже странно, что Иван Сергеевич не в родителей пошел и от вистов всю жизнь уклонялся.

Зато к бильярду был неравнодушен. Из его письма: «Встаю в 8 часов. Завтракаю и т.д. До 9. Затем совершаю часовую прогулку. С 10 до 2 читаю или же пишу письма и т.д. ... Ах! Я забыл три партии в биллиард, которые я играю каждое утро с доктором»… Согласитесь: каждое утро – а за язык никто не тянул – это уже в некотором роде зависимость…

 

Продолжение следует

«Известия Мордовии»