Глава первая. ПАТОЛОГИЧЕСКИЕ ИГРОКИ (2 часть)

Итак – о картах…

Согласно преданию их изобрели для забавы слабоумного французского короля КАРЛА VI. По факту же они появились гораздо раньше. По крайней мере, в Китае карты были широко распространены уже в 1132 году. А в Европу эту сарацинскую заразу привезли крестоносцы, вернувшиеся из Иерусалима без гроба господня. Привезли вместе с легким фарфором и тонким шелком – как утешительный приз, зло пошутим мы теперь и будем не так уж и неправы.

Естественно, до появления техники гравюры удовольствие было эксклюзивным – колоды – штучно – изготовляли непосредственно художники, по индивидуальным заказам. Однако новинка прижилась и быстро вошла в моду. Церковь пыталась противостоять дьявольскому развлечению, обрушивая на головы азартных самые страшные проклятия. Но тщетно: запретный плод обычно слаще доступного…

 

Звучит сомнительно, но почему бы не принять на веру: едва ли не первое, что сделали люди КОЛУМБА, попрыгав на берег только что открытой земли – смастерили из пальмовых листьев колоду карт…

 

Легализовал азартные игры и открыл первое в Европе казино небезызвестный кардинал МАЗАРИНИ. Считается, что он пошел на это из сугубо экономических соображений: усилиями Людовика-Солнца государственная казна была опустошена. Согласимся: довод убедительный. Однако напомним, что и сам Джулио слыл страстным картежником и даже изобрел новую игру под названием «Нос»…

 

Появлением сэндвича мы обязаны заядлому картёжнику Джону МОНТЕГЮ, 4-му графу СЭНДВИЧСКОМУ, который, как пишут, «просиживал за игровым столом круглые сутки и просил подавать ему холодную говядину между двумя ломтиками поджаренного хлеба, чтобы не прерываться на приём пищи»…

 

Из еще более удивительного (ох уж этот непостижимый английский юмор!): британским парламентом было принято специальное решение: установить оплачиваемую должность партнера по бриджу для сэра Уинстона ЧЕРЧИЛЛЯ…

 

В одном из казино Монте-Карло имеется мемориальная доска с не-вырубишь-топором-надписью: «У нас играли НАПОЛЕОН, ГИТЛЕР и АЛЕКСАНДР I»… Который из Наполеонов, не уточняется, из чего надо полагать, тот самый Буонапарте…

 

Но это всё так, для разгону и создания атмосферы.

А теперь чуть подробнее…

 

Искусным бильярдистом считался Александр ДЮМА-отец. Во всяком случае, именно кием, а не шпагой или пером раздобыл он подъёмные на проезд до Парижа: раскрутив на партейку-другую хозяина постоялого двора, юноша выиграл 600 рюмок абсента. Одну выпил, остальные взял деньгами. Вышло 90 франков. На первое время хватило... И скажите теперь все, кто зачитывался приключениями мушкетеров и амурными историями королев, что бильярд это плохо!..

 

До жути обожал катание шаров МОЦАРТ. В его венской квартире стоял дорогущий стол, возле которого композитор и запечатлен на одном из полотен с любимым кием в руке. Считается, что бильярд помогал ему расслабиться. Однако играли за тем столом не на щелбаны, и в выигрыше наш «гуляка праздный» оставался редко: «Моцарт страстно любил играть на бильярде, но играл плохо. Он делал высокие ставки, играя ночи напролет»…

Тоже и с картами: играл скверно, но упрямо. Один из исследователей утверждает, что именно страсть к карточной игре привела Амадеуса в «высшие слои общества», а потом и к масонам. И именно по этой деликатной причине Моцарт в последние годы жизни практически даром сбывал издателям свои сочинения. Деньги требовались СРОЧНО: проигрыши в 100 гульденов за ночь оказывались ему даже при куда как неплохих заработках (о них чуть позже) все-таки несколько не по карману…

 

Раз, аккурат перед самым рождеством 1835-го, молодой репортёр «Морнинг кроникл» ДИККЕНС был направлен в захолустный Кеттеринг – наблюдатель за выборами. «Идиотизм и смертная скука», – злоключил он, заселившись в отель «Белый олень». И, поняв, что праздник летит ко всем чертям, они с приятелем раздобыли и приволокли в номер что? – совершенно верно: бильярдный стол. Заперли дверь, вывесили снаружи кочергу, «временно исполняющую обязанности дверного молотка», и, оградившись таким образом от вторжений извне, «отдавали игре всё время, не занятое отчетами о малопривлекательных событиях, происходивших за дверью». Из отчета Чарльза о тех выборах: «Никогда в жизни не встречал ничего более мерзкого, тошнотворного и возмутительного!» - кто бы, как говорится, сомневался! Отложить кии обитателей «спально-бильярдного апартамента» вынудил лишь рождественский обед: устрицы в рыбном соусе, утка, ростбиф, традиционный пудинг с изюмом и сладкие пирожки…

 

ТВЕН обожал карамболь. Причем с годами страсть только возрастала. Один из друзей вспоминал как после банкета, приуроченного к 73-летию писателя, заполночь уже, тот затащил его к себе и предложил сыграть «коротенькую». Отказаться было невозможно: не играющим на бильярде или в карты (бриджам с преферансами Твен предпочитал любимую игру дошколят – «мокрую курицу») дорога в дом заказывалась навсегда. И они катали шары, пока не «опомнились от грохота бидонов молочника, когда увидели, что было уже около пяти утра». А по молодости он не отходил от стола и по 10-12 часов…

 

Раз в пух и прах продулся в казино УАЙЛЬД. Наличных не осталось ну просто ни монетки. И на выходе писатель обратился  к распахнувшему перед ним дверь швейцару с просьбой одолжить ему двадцать франков. Тот смущенно протянул деньги: «С удовольствием, сэр». Уайльд величаво отстранил его руку: «Оставьте себе! Это ваши чаевые»…

Не упускал шанса заскочить в игорный дом ПАГАНИНИ. Эту страстишку он унаследовал от помешанного на игре отца, которому, кстати, необычайно везло и в карты и в какие-то «темные лотереи». Что, впрочем, не мешало старому Антонио и проигрывать. В том числе и выручку от концертов сына – как известно, Паганини-папа беспощадно эксплуатировал талант Никколо до тех пор, пока тому не исполнилось одиннадцать лет… Первые же собственные деньги юный «дьяволенок» заработал, как утверждается, вовсе  не игрой на скрипке, а «поставив на карту в одной из грязных генуэзких портовых таверн припрятанную от папаши пятифранковую монету». Сообщается, что тем вечером он удачно превратил ее в восемьдесят луидоров, на которые оделся утром в одном из самых модных магазинов – изящные туалеты были его еще одной отличительной чертой, если не сказать пожизненным пунктиком…

О неравнодушии маэстро к игре можно судить хотя бы уже по тому, что сплетня, будто он проиграл свою скрипку Гварнери, была едва ли не излюбленной темой желтых газет всей Европы… Разумеется, свою «Дель Джезу» Паганини никогда и никому не проигрывал, но за карточным столом ему действительно везло не часто – не может же человеку везти сразу во всём. Однако сохранилось предание, и оно  гласит, что однажды, усевшись играть с несколькими лирами в кармане, великий скрипач превратил их к утру в целое состояние. «Это он!» - ужасным шепотом пожаловался везунчик приятелю. «Кто он?» - «Дьявол!.. Это его происки». И якобы впредь музыкант уже не притрагивался к картам…

 

Иоганн Себастьян БАХ был страстным игроком на… органе. Известно, что он отменно играл на скрипке и виоле да гамба, чуть хуже на деревянных и медных духовых инструментах, но в «импровизации на клавесине и органе, неизменно одерживал верх в традиционных тогда состязаниях самых крупных музыкантов». Так, один из конкурсов заключался в том, что каждый из участников сочинит фугу, а другой должен будет исполнить ее – без подготовки, с листа. Один из очевидцев рассказывал: «Бах взял нотную тетрадь соперника, перевернул ее вверх ногами и, к изумлению присутствующих, сыграл произведение в нужном темпе и без единой ошибки, после чего продолжать состязание стало совершенно излишним»...

 

ГЕТЕ отродясь не брал в руки карт, но считал это своим крупным недостатком – он был убежден, что игра для молодых людей чрезвычайно полезна, поскольку просто невозможно представить себе общества без карт…

 

До нездорового азартным игроком был ЛЕССИНГ. После череды смертей самых близких (сначала трагически погиб его друг-писатель Эвальд фон Клейст, а вскоре жена Лессинга, с которой он мечтал соединиться чуть не полжизни, умерла в родах, произведя на свет нежизнеспособное дитя) драматург не знал уже ничего кроме работы и – карт. Это необузданное влечение он рассматривал как род искусственной ажитации для своих напрочь расшатанных нервов: «Я нарочно играю так страстно. Сильное возбуждение приводит в действие мою остановившуюся машину; оно избавляет меня от физического страдания, которое я часто испытываю»…

 

Похоже, ту же функцию возлагал на игру современник и соотечественник Лессинга БЛЮХЕР. Фельдмаршал был из людей, чувствующих себя сносно только в борьбе. «И вечный бой, покой нам только снится» – в точности о нём. Простоя – любого – Блюхер не переносил органически, а гарнизонную службу именовал «мучительной бездеятельностью». Отчего в отсутствие военных кампаний не находил ничего лучше как стимулировать жизнедеятельность высокими ставками за карточным столом. О суммах, которые он оставлял там, ходили легенды.

Впрочем, даже карты не всегда помогали ему взбодриться должным образом. Специалисты настаивают на очевидной и ярко выраженной циклотомии полководца. Проще говоря, периоды психического подъема то и дело чередовались с фазами неслыханных депрессий. На одну из них, к несчастию нашего героя, и выпало в марте 1814-го сражение при Лаоне, в котором Бонапарт одержал пусть пиррову, а всё же победу. Не пребывай тогда Блюхер в состоянии своего знаменитого уныния – Европа освободилась бы от «врага рода человеческого» целым годом раньше.

Фельдмаршал отправился в мир иной через четыре года после Ватерлоо: в состоянии жутчайшей депрессии отказался принимать пищу и уморил себя голодом. То ли карт под рукой не оказалось, то ли и они были уже бессильны…

 

Родившийся годом позже и умерший тремя годами ранее великого пруссака наш «старик ДЕРЖАВИН» пристрастился к картам еще в ранней молодости – восемнадцати лет.

Об ту пору служил он рядовым третьей роты лейб-гвардии Преображенского полка. Служил десять долгих лет, и это там, в казарме его приучили пить свекольный самогон и играть. Поначалу в ерошку. То есть, не на деньги, а на таскание за волосы (что и называлось ерошить). Потом, в трактире да под выпивку Гаврила незаметно для себя, как это чаще всего и случается, проникся настоящей страстью к игре. А было так. Раз, сержантом уже, просадил он деньги, присланные матерью на покупку имения. Стал, по собственному признанию, день и ночь ездить по трактирам в поисках серьезной игры, познакомился с «прикрытыми благопристойными поступками и одеждою разбойниками» и вскоре сделался отъявленным (собственная же оценка) шулером – обучился «заговорам, как новичков заводить в игру, подборам карт, подделкам и всяким игрецким мошенничествам». А за шулерство в ту пору светила не тюрьма так ссылка. Бог, правда, миловал, и под судом Гаврила Романович ходил в свое время по делу, к картам никакого касательства не имевшему…

Вообще, карты тогда были неотъемлемой частью жизни всех слоев российского населения, за исключением, разве, крестьян, и даже при дворе составляли ежедневное занятие. Приближенные матушки Елизаветы дулись в фараон, проигрывая друг дружке «стада живых людей». Там же, во дворце, будучи еще великой княжной, пристрастилась к этой забаве и Великая в недалеком будущем Екатерина. Так что этим подданный ея императорского величества Г.Р.Державин вряд ли сильно отличался от подавляющей части славного русского воинства… И тут мы позволим себе коротенькое отступление об истории карт на Руси.

 

 

Продолжение следует

«Известия Мордовии»