Михаил Леонтьев: «Кризис — это шанс для России»

14.08.2009 09:02

Ведущий программы «Однако» Михаил Леонтьев одним из первых заявил, что грядет экономический кризис. Это было почти год назад — когда нефть еще продавалась по 150 долларов за баррель, зарплаты росли, дома строились, планы были грандиозными, а будущее — безоблачным. Над Леонтьевым смеялись, ему не верили, с ним спорили. Однако… Тем Михаил и интересен: у него на каждое «но» есть свое «однако»…

О свободе слова и запретных темах

m_leontyev- Михаил, скажите: вам всегда удается на телевидении говорить правду?
— Мне в этом отношении повезло: мое представление о том, что и как нужно говорить на телевидении, полностью совпадает с мнением руководства Первого канала. Я считаю, что в моем жанре — а это достаточно острая публицистика — натравливать людей на государство контрпродуктивно!

- То есть вы во всем поддерживаете нынешнюю власть?
— У меня есть системные разногласия с нынешней экономической политикой, и периодически они выплескиваются наружу — в журнале, который я выпускаю. Но не на телевидении. Аудитория не та. Наши зрители не настолько компетентны, чтобы составить об экономической политике собственное мнение. А говорить просто так, ради красного словца, как это делают 90 процентов оппозиционеров, я не хочу.

- Для вас есть запретные темы?
— Запретов как таковых нет. Бывает, что сама тема не подходит к формату программы: может быть, ее нужно обсуждать месяцами, и не на телевидении. Я считаю, что у нас нет проблемы свободы слова — есть проблема отсутствия содержательного слова. «Путин плохой» — это бессодержательное заявление. Попробуйте объяснить: почему плохой? И я вас уверяю: на любое ваше объяснение найдутся серьезные контраргументы. И пока они есть — я в этой команде. Например, оппозиция требует: «Свободу Михаилу Ходорковскому!». За что? Вор должен сидеть в тюрьме. Доказать, что он вор, я могу в течение трех секунд. Да он и не скрывает, что вор. Говорит: «А все воры!». Но не все воры стремились купить государственную власть на сворованные деньги. Причем публично…

О коллегах-телеведущих

- А вот Светлана Сорокина говорила, что ей пришлось уйти, потому что генеральный директор Первого канала Константин Эрнст зажимал свободу слова…
— У Светы есть одна особенность. Она очень хорошая женщина, поэтому я постараюсь сказать мягко: она совсем ничего не понимает ни в политике, ни в экономике. И не Эрнст конкретно, а любой человек, который хочет, чтобы программа была вменяемой и не позорной, должен был бы ее ограничивать.

- Вы не очень-то жалуете коллег. Ну а Познер?
— Владимир Познер — великолепный модератор, телевизионный конферансье, он чувствует аудиторию. Но когда он начинает свои моралите читать — мухи дохнут от скуки!

- В таком случае у Урганта они бы дохли от смеха…
— Ургант — гомерически талантливый человек, очень органичный. Все, что он говорит, — не отрепетированные репризы, он на самом деле так думает! Когда меня пригласили в программу «Смак», я дико хохотал над его шутками! Оттуда вырезали 70 процентов того, что он говорил, — это было за пределами корректности. Но все это было ужасно смешно!

- А Малахов?
— Малахов не нуждается в моих комментариях, потому что он суперпопулярен. Андрей, я имею в виду.

- А Геннадий?
— Вы думаете, что Эрнст или политическое руководство страны являются поклонниками сыроедения? Я когда его вижу — у меня начинается рвотный рефлекс, и я немедленно должен переключить канал! Особенно учитывая, что я знаю, в чем его настоящее жизненное пристрастие.

- Что вы такого про него знаете?
— Он же у нас уринотерапевт! Но слава Богу пить мочу на Первом канале ему не разрешили. Однако его страшно любит основная аудитория канала. А вы знаете, кто она? Судя по рекламе — покупатели «ситроенов» и «порше». А судя по опросам — женщины небольшого достатка в возрасте от 35 до 65 лет.

Леонтьевские смотрины

- А какие же передачи вам лично по вкусу?
— Я смотрю телевизор как тупой потребитель. Когда я дома, у меня всегда включен какой-нибудь канал. Чаще всего «РБК», там мне проще всего узнавать новости и котировки, которые идут нижней строчкой.

- А из развлекательных программ?
— Мне редко хочется веселиться, но когда есть настроение — с удовольствием смотрю «Большую разницу» и «Прожекторпэрисхилтон». Это действительно смешно. Особенно на фоне того, что сейчас принято считать юмором на телевидении, где верх смешного — обещание показать голый зад.

- А ток-шоу?
— Я не люблю ток-шоу — меня раздражает их бессмысленность. На ток-шоу не рождается истины — там всегда лучше выглядят люди, которые говорят не осмысленные вещи, а репризы, красивые фразы, рассчитанные на публику. На этом построены все современные политические дискуссии. И побеждаешь в них не потому, что ты прав, а потому, что ты ловко отбрил оппонента… Тогда уж лучше бокс смотреть…

- А кино?
— Кино я делю на два типа: или умное — или совсем дебильное, годное для очистки мозга в плане полного расслабления. Желательно хорошо сделанное. Сюда относятся американские блокбастеры, которые человека нисколько не трогают, если он не дебил и не прыщавый подросток. Потому что все, кто смотрят американское кино, остаются прыщавыми подростками и в 50, и в 60, и в 70 лет… Или смотрю кино со смыслом — например «12» Никиты Михалкова…

- А сериалы?
— Сериал «Братья Карамазовы» меня сильно раздражал, хоть и сделан очень добротно, с колоссальным вниманием к автору. Мне нравится, что этот продукт есть и что люди его смотрели. Но для того чтобы снимать Достоевского, нужен и режиссер уровня чуть ли не Достоевского. Как Владимир Бортко, снявший «Собачье сердце» не хуже, чем у Булгакова. С Достоевским какая проблема: он абсолютно не сценичен! Его герои не говорят, как обычные люди, — они говорят так, как люди думают. Это диалоги не живых людей, а их подсознания. Это другая, высшая реальность…

- В 90-е годы было много политических передач…
— Я думаю, что в ближайшем будущем политических передач станет гораздо больше — в связи с кризисом на них появился спрос. Но я считаю, что задача телевидения не учить человека, а показывать ему образцы жизни. Например, человек жил-жил при советской власти — и вдруг ее не стало, и он оказался в другой стране. И нужно дать ему образцы: как относиться к государству, к коммерции, к деньгам. И развлекательные передачи и сериалы в этом смысле более эффективны, чем новостийные.

Наши политики — не авантюристы

- Михаил, вы со своим соратником — писателем и экономистом Михаилом Юрьевым — придумали концепцию выхода из кризиса. Как на нее отреагировали власти?
— Нормально, и более того: многие из политиков этой концепции симпатизируют. Но они боятся резких шагов и крутых поворотов, потому что понимают, какие с ними связаны риски. Причем эти повороты должны быть глобальными: политическими, финансовыми, управленческими и техническими. Наши политики — не авантюристы, и в этом их плюс: они не сделали ни одной серьезной ошибки, когда в прошлый кризис выводили страну из комы. Но когда ситуация безвыходная, когда риск безальтернативен — они могут на него пойти. Вспомните Чечню, Ходорковского, Осетию… Они не хотели делать резких шагов, но пришлось. Однако этот кризис требует иной философии, означающей абсолютное отторжение той финансовой модели, которая единственная сейчас существует в мире, — американской модели.

- В чем суть вашей концепции?
— Это попытка вернуть капитализму изначально присущую ему внятность и адекватность. Потому что капитализм сам по себе строй недобрый, но очень эффективный. Вся философия Адама Смита была построена на рациональности рынка. Мы же сейчас видим рынок иррациональный. В США 150 лет тюрьмы дали создателю финансовой пирамиды Бернарду Медоффу, хотя вся американская экономика — это большая пирамида Медоффа. Сколько лет они себе собираются дать — миллион? Медофф платил проценты из вкладов новых вкладчиков. Они делают то же самое, только еще хуже: просто печатают деньги.

- Можно ли это сравнить с кризисом 1998 года?
— Приведу пример. Вы берете моторы от «порше» и от мопеда. Они, конечно, устроены по-разному, у них разные мощности, срок жизни. Но физический принцип их работы одинаковый. И они одинаковым образом будут и работать, и разрушаться. Есть колоссальные ресурсы для затыкания дыр, но бесконечно этого делать нельзя, потому что в определенный момент это переходит в гиперинфляцию. Смотрите, что происходит сейчас. Все макроэкономические показатели идут вниз, а субъективные показатели и оценки, ожидания рынка — вверх. Чтобы было понятнее — приведу пример. Предположим, вы заболели и собираетесь лечиться. И в тот момент, когда ваши анализы становятся хуже и хуже, — ваше настроение, тонус и отношение к жизни становятся все более оптимистичными. Что это означает? Что вы выздоравливаете? Нет — это значит, что вы сошли с ума! А если вы сошли с ума — вы точно не сможете лечиться. Вы даже не услышите разумные рекомендации врача, потому что у вас в мозгах — каша. Это клиника, это диагноз…

Повод для оптимизма

- Ваш прогноз: когда кризис закончится?
— Здесь необходимо понять одну простую вещь: это не просто экономический кризис — это обрушение привычной системы мира.

- Значит, стоить ожидать вторую волну?
— И не одну! Правда, когда они будут, сказать не берусь. Высчитать кризис крайне трудно по одной простой причине: он не может остаться внутри экономики, он обязательно выплеснется. Так же, как и при Великой депрессии. Существует огромное количество версий: что такое депрессия, кто виноват и кто из нее вывел Америку. Но это не был чисто экономический опыт — это была мировая война! И этот кризис перейдет и в социально-политическую, и в военно-политическую сферы. Иракская война — это была попытка оттянуть кризис, и она эту задачу выполнила. Какой шаг будет следующий — неизвестно. Иранская война не получилась — потому что сил нет…

- На сколько, по-вашему, растянется кризис?
— В ближайшие десять лет он точно не закончится.

- Вы хотите сказать, что все это время у нас не будет повода для оптимизма?
— Ну почему же? Та модель мира, которая сейчас существует, меня не устраивает категорически. Она не устраивает, в том числе, и мою Родину — Россию. Потому что в этой модели ей места реально нет. И то, что эта модель загибается, для России шанс. А без кризиса этого шанса не было бы. Вот вам и повод для оптимизма. Разве нет?

«Вечерний Саранск»