Николай Чиндяйкин: «В кино я попал случайно»

Народный артист России Николай Чиндяйкин - человек довольно скромный, хоть и женат на баронессе. Если бы не многочисленные фильмы с его участием, то артиста наверняка знали бы только любители и знатоки театра. Он служил Мельпомене на сцене Омска и Ростова-на-Дону, почти двадцать лет отдал «Школе драматического искусства» под управлением Анатолия Васильева, а сейчас играет на легендарной сцене МХТ им. Чехова. Его герои всегда предельно убедительны - будь то профессор или врач, успешный бизнесмен или полковник ФСБ. Зрители помнят его по ролям в картинах «Мама не горюй» и «Парни из стали», «Дальнобойщики» и «Каменская», «Час Волкова» и «Нюхач»…

С любовью о кино
- Николай Дмитриевич, как вас, театрального человека, затянуло в кино - да так, что вы без конца снимаетесь и снимаетесь?
- Случайно. Первый мой фильм - «Морской волк» по Джеку Лондону. Сценарий писал молодой Валерий Тодоровский, а снимал режиссер Игорь Апасян. Но он меня обманул - пообещав славу, деньги, а главное, хороший отдых с женой в Одессе. «Будем снимать, пока у тебя в театре будет отпуск, в лучшей гостинице будешь жить!» - предложил он мне. Но все это оказалось неправдой: прошел первый месяц, потом второй, потом все встало, потом опять началось... Растянулась история ужасно. Наступил денежный кризис, девальвация... И когда кино в конце концов вышло - даже не знаю, кто его тогда смотрел... Меня на улице точно никто не узнавал - так что довольно смешно получилось…

- Не очень-то смешно. Да, в конце 90-х началась новая волна в кино…
- И в кино, и в стране, и в последнюю очередь - у меня. В этом я разделил судьбу своей страны. Новые съемки были уже где-то в начале двухтысячных - когда появилось кинопроизводство, и сериалы начали приносить реальную прибыль. Ведь артхаус артхаусом, но большинство людей смотрят нормальное кино: сказки, фантастику, детективы, боевики.

- А вы по какому принципу соглашаетесь сниматься, если не секрет?
- По-разному бывает. Свой пик я уже пережил - когда количество предложений превышало всякую человеческую возможность, и приходилось делать выбор из пяти, шести, семи сценариев. Есть уже возрастные, чисто биологические моменты, когда ролей просто становится меньше, - это можно видеть по любому сценарию. Сейчас я руководствуюсь принципом «чтобы не мешало».

- Не мешало чему?
- Работе в театре. Не мешало жить, болеть, лечиться, и так далее. Так я постепенно отказался от преподавательской деятельности - а я вел актерско-режиссерский курс в РАТИ. Может, я и не самый разумный человек. Ведь есть понятие «искусство проживать жизнь», и для этого надо иметь особое дарование - уметь распределять свое время, отделять важное от второстепенного, не бояться на что-то махнуть рукой. Одним словом, не каждый это умеет… Но как живу - так и живу!

- Тут нам никто не судья.
- Да я и сам периодически думаю: «Что же я отказался? Ведь хороший был материал!» Это нормально, так бывает. Выбор киноматериала - это как жениться. Очень трудно! Не могу сказать, что деньги для меня ничего не значат, конечно, значат. Но это далеко не самое важное, и на мое решение влияет не это. Хотя, конечно, если мне предлагают два равноценно неинтересных сценария с одинаково неинтересными ролями, и вообще, все это антихудожественно, я пойду, ведь это моя работа. Но тогда выберу, где больше заплатят. Как иногда говорят - актеру платят за стыд. Фаина Раневская считала, что сняться в плохой картине - это как плюнуть в вечность.

- Плохие картины обычно быстро забывают. А как заранее узнать – хорошая картина будет или плохая?
- В кино вообще трудно прогнозировать результат - это существует вне актера. Мне кажется, что никто не думает: «Сниму-ка я плохую картину!» Наша жизнь тоже не состоит из одних побед и праздников - есть дни, которые никто не помнит. О таких обычно говорят: был серенький день. Но если бы ты не прожил эти серые дни, не случилось бы того особого дня, когда ты взлетел! Иногда думаешь, что проходная картина, а потом - бац! Сумасшедший зрительский интерес, люди звонят и говорят: «Бомба!» Но на съемочной площадке об этом никто никогда не думает - там мы работаем, и все.

Отцы и дети
- Ваши родители когда-нибудь говорили вам: «Я горжусь тобой, сынок»?
- Мои родители были простые люди, и они мало что понимали в театре. Мое желание заниматься театром их скорее обескураживало. Это даже не было вопросом: нужно или не нужно? Скорее всего, они думали: «Откуда у него это?» А может, считали это чем-то несерьезным. Однажды, помню, папа мне сказал: «Я думал, ты будешь автомобилистом!» Но, честно говоря, семья у меня была удивительная! По крайней мере, никакого противодействия с их стороны я не чувствовал. Уже позже, когда родители приходили на мои спектакли, мама очень нервничала и говорила: «Я больше не пойду, не пойду! Твой отец всем говорит: «Это мой сын, это мой сын!» Много позже оказалось, что мой папа на карте СССР отмечал, куда я с театром ездил на гастроли. А гастролей в ту пору было очень много. Он мне сказал тогда: «Сынок, все-таки правильно ты сделал, что выбрал эту профессию. Ты же весь мир посмотрел!» Карты СССР уже не хватало - присоединились гастроли в соцстранах: в Польше, ГДР, Болгарии…

- А с молодым поколением общий язык находите?
- Сейчас молодежь часто упрекает своих родителей, что они им что-то не дали, недодали. Но пятьдесят лет назад такое было невозможно. С чем это связано? У меня нет готового ответа. Мы можем с вами мириться с этим или нет. Но вообще-то, уже всё - поезд ушел! Получайте таких детей, какие есть. Невозможно же переместить весь грунт, а какой-то камень взять и оставить… Некоторые вещи - называйте их «духовные скрепы» или как угодно - ковались столетиями! И в одночасье изменить мир невозможно. У меня самого растут внуки, младшему пять лет, старшему скоро восемнадцать, и я тоже задаю себе вопрос: почему между нами такая колоссальная разница? Я четко знал, что родителям тяжело мне купить ботинки. Тридцать пять рублей они не могут заплатить, двадцать шесть - это потолок, а еще лучше - парусиновые туфли за восемнадцать. Язык бы не повернулся сказать что-то типа: «Я это не надену!» И вы думаете, я буду своим внукам это рассказывать? Да вы что! Они меня просто не поймут. Но лучше и не задаваться такими вопросами, а просто жить и их любить.

- А вы помните первую дорогую вещь, которую вам купили родители?
- До сих пор помню не только цвет и фасон, но и запах своего первого пальто! Когда мама сказала: «Покупаем!» - я ей ответил: «Я его не буду снимать, можно?» И гордо пошел по улице в пальто. Стояло лето, август...
Каждый сейчас считает, что ему «есть что сказать»

- Как вы считаете, до какого возраста или предела человек может с легкостью сказать о себе: я ничего не знаю?
- Я заметил: с годами люди задаются все более простыми вопросами. И только настоящие мастера своего дела пытаются докопаться до истины, пробуют и изобретают что-то новое. Как сказал Пастернак: «Во всем мне хочется дойти до самой сути». Беда в том, что каждый сейчас считает, что ему «есть что сказать». А настоящий театральный гуру Ежи Гротовский на вопрос одного студента: «Почему вы сейчас так закрыто живете с вашими учениками, не выступаете перед публикой?» - ответил, нежно глядя на этого молодого человека: «В данный момент я не чувствую необходимости что-то сказать». Мне не хочется, чтобы это прозвучало таким художественным рассказом о титанах. Для меня в этом и есть суть жизни серьезного художника.

- А вы как серьезный художник можете себе позволить похулиганить?
- В зависимости от того, что вы имеете в виду. Безобразничать, показать голую задницу - нет! А хулиганить в смысле импровизации, неожиданности, какого-то нового поворота - так это один из приемов творчества и творческой профессии. Но надо иметь чувство меры и вкуса, когда вы «хулиганите». Можно изящно пошутить и даже шокировать публику, но важно, чтобы зрители это поняли и оценили. А задача просто эпатировать очень усредняет человека, это вид творческого бессилия.

Как живет народный артист России
- Год назад вам дали звание народного артиста России. Как вы это восприняли?
- Эта новость меня обескуражила - оказалось, что я к ней совершенно не готов. Не думал как-то об этом. Двадцать лет я работал в театре с Анатолием Васильевым, а там - вообще другой мир, там этим вообще никто не интересовался. Так же, как и благоустроенностью жизни, пенсией и так далее. Правда, мы много гастролировали по всему миру, и отчасти это компенсировало некий аскетизм существования.

- Но обычно о присуждении звания узнают заблаговременно?
- Вот именно! А я был абсолютно не в курсе. До сих пор в удивлении, что мой нынешний художественный руководитель Олег Павлович Табаков это сделал. Ведь я не являюсь его учеником или многолетним сослуживцем и товарищем. И вроде я уже не маленький, а тут по-настоящему удивился: «Надо же, оказывается, еще и так бывает!»

- Вы сказали, что жениться трудно. Как же вы женились?
- После смерти моей жены, гениальной актрисы Татьяны Ожиговой, я долго не мог прийти в себя. Расу, мою нынешнюю супругу, тоже встретил в театре. Признаться, я считал, что уже никогда не смогу создать семью… А сейчас просто не представляю жизни без Расы. Часто, уходя рано на работу, вешаю на холодильник ей небольшие стишки. Например, такой:
Обожаю вас с котом! -
Ладно, как-нибудь потом.
Спите, мои цыпочки,
Ухожу на цыпочках...

«Вечерний Саранск»