Леонид Парфенов: «Я безработный с очень плотным графиком»

Вряд ли найдется в России человек, которому надо объяснять, кто такой Леонид Парфенов. Сын заслуженного металлурга из славного города Череповца стал одним из самых узнаваемых журналистов нашего телевидения. И даже после того как он ушел с НТВ и три года тихо и скромно возглавлял журнал «Русский Newsweek», телезрители его продолжали помнить как автора и ведущего познавательной, развлекательной и просто интересной передачи «Намедни». Многолетний труд на этой ниве не пропал даром: в конце прошлого года Парфенов представил публике первый том эпохальной книги «Намедни», а совсем недавно — второй. Сейчас работает над третьим, в планах — четвертый, а в перспективе зреет уже и пятый. Каждый том посвящен десятилетию нашей новейшей истории. С книги «Намедни» и начался наш разговор с известным тележурналистом, а теперь еще и писателем (правда, как выяснилось, сам он таковым себя не считает).

- Леонид Геннадьевич, откройте секрет: что вас подвигло выпустить печатную версию вашей популярной телепередачи?
— Когда делалась передача «Намедни», мне казалось, что вот мы рассказали про самые интересные факты того времени — и забыли про них, все это ушло в прошлое. Но я ошибался: наше прошлое постоянно напоминает о себе. Где-то в году 2003-м стало ясно, что все возвращается. Странными всплесками — то тут, то там. Например, снова у нас гимн на стихи Сергея Михалкова… Или заявление: «Мы достигли статуса энергетической сверхдержавы». Это же в чистом виде советское мировосприятие — эта самонадеянность, эта гордыня… И это отношение к миру — представление, что мы опять пуп земли, что мы схватили Господа Бога за бороду… Откуда все это? Да с советских времен! А что у нас до сих пор получается по-советски или почти по-советски? Лежать в больнице, получать образование, служить в армии, смотреть телевизор, болеть за сборные, петь гимн, угрожать загранице… По-другому не знают, не понимают, не умеют! В постсоветскую реальность и в 21-й век мы входим по-другому, чем Восточная Европа, чем те же страны Балтии… У нашей страны есть какой-то образ, от которого отказаться нельзя. И мы неизбежно с какими-то синяками и травмами переходим в новое время…

- Как вы считаете, долго ли будет Россию преследовать призрак Советского Союза?
— Это зависит от молодого поколения. Нет никакой «вообще» России, которую кто-то там «вообще» преследует. Набирается критическая масса людей, которые живут по-другому. И получается, что они этим изменили жизнь России. Вот и все! Понятно, что у нас в стране низкая рождаемость и маленький процент молодых людей, поэтому так медленно идет смена общественного тренда. А возьмите, например, 60-е годы, которые всеми воспринимаются как страшно молодые. Они же были результатом бэби-бума. Это было молодое поколение, которое абсолютно новым электричеством наполнило весь этот воздух. И 18-летний Никита Михалков, 1945 года рождения, в фильме «Я шагаю по Москве» поет эпиграф той эпохи: «Бывает все на свете хорошо». У них такое мироощущение было: «Мы — новое активное поколение, которое изменит страну». И все зашуршали плащами болоньевыми, затанцевали твист, и прочее-прочее…

- Для вас лично есть какие-то, допустим, три самых ярких события советских лет?
— Это будет нечестно — если я что-то выделю отдельно. Все живет в совокупности. И десять лет застоя можно назвать «ярким событием» — и это будет правда! Но — не вся… Это нельзя сводить к чему-то одному. С одной стороны, застой можно описать такими приметами времени, как тотальный дефицит, бесконечные очереди. И конечно, геронтократия: Суслов становится вторым человеком в стране в 70 лет, Черненко — как это было принято говорить — «не приходя в сознание»… Все можно к жути этой свести. Но была масса и других вещей, которые по отдельности кажутся небольшими штришками. Например, пианино для народа только фабрика «Красный Октябрь» фигачит по 10 тысяч штук — и их не хватает! Когда такое количество людей отдают детей в музыкальную школу за 23 рубля — это, наверное, о чем-то говорит?! Или — без конца тогда снимали «старую добрую Англию»: «Шерлок Холмс и доктор Ватсон», «Здравствуйте, я ваша тетя!», «Соломенная шляпка», «Небесные ласточки»… Ушли герои в спецовках — пришел один общесоюзный Андрей Миронов, который запел, запританцовывал — в жабо, в карете… И все было в этом плане хорошо!

- Сейчас в России создана специальная комиссия, которая занимается тем, что не дает фальсифицировать историю…
— Мне нравится название этой комиссии. Она полностью называется «Комиссия по недопущению фальсификации истории в ущерб интересам Российской Федерации». Это означает, что фальсифицировать историю в пользу интересов можно — а, судя по составу этой комиссии, нужно! Я представляю, чем они заниматься будут. Например, рассказывать, как правильно напали на Финляндию в 1939 году… Они же не будут рассказывать про коллективизацию. А большего ущерба, чем она принесла, я даже не знаю, что могло принести нашей стране. Если у них есть люди, способные доказать, что коллективизация была на благо России, то это сильно раздвинет мои представления о беспутстве!.. Человека, который живет в последние годы в России, удивить чем-то трудно — но если еще и это!.. Ну, давайте, попробуйте — как говорится, флаг вам в руки! Но это же имеет какое-то внутреннее употребление — грозя каким-то там эстонцам за перенос бронзового солдата… Но они на это начхать хотели!..

- Насколько я знаю, у вас запланировано четыре тома «Намедни» — с 1961 до 2000 года. Может, будет пятая — с 2001 по 2010 год?
— Я думаю, что да. Сначала будет третья книга, в которую будут входить 80-е годы, — она выйдет в ноябре. У нас так получается: месяцев семь на создание одной книги. Правда, сейчас по договору — четыре тома, но нам ничего не помешает сделать еще один. Там может быть все: и война с Грузией, и Медведев с Обамой, и айфон, и победа Билана на международном конкурсе «Евровидение». Важно честно смотреть, что в этом нового, как это можно сформулировать в первых двух-трех фразах — в заголовке. Есть такое-то событие, оно то-то значит — а далее ты уже пишешь. Это только кажется, что какой-то год на события менее урожаен или более… А обычно бывает где-то 25 феноменов в каждом году. Это, как говорится, «к гадалке не ходи»…

- В третьем томе было сложно описывать крах системы социализма?
— Почему это крах? Это ее перерождение. Она же медленно умирала, это не было внезапно. Там был один рывок — 21 августа, когда Дзержинского выдергивали как морковку. Но в принципе она уходила постепенно. Уже в 60-е годы можно было принимать какое угодно количество постановлений о дисциплине, но все они не работали. Потому что никакой мотивации не было. Внеэкономическое принуждение к труду, которое было при социализме, работает только тогда, когда дальше — стенка. Как только стенку убирают — все меняется. Это не сразу происходит — сначала люди думают: а вдруг она там есть? Потом уже появляются дети свободы — непоротое поколение! И они уже переписывают на магнитофон «Пинк флойд» и в гробу видали Гостелерадио СССР, секретаря по идеологии и все, что им предлагают фирма «Мелодия» и отечественный эфир…

- У вас нет желания что-то добавить после того, как книга уже готова?
— Бывают такие вещи. Я был согласен с одним из рецензентов, указавшим, что в первом томе нет «Незнайки», а переверстать уже не мог. Вот 60-е и остались без «Незнайки на Луне»…

- Какими еще проектами — кроме документального фильма «Хребет России» и книги «Намедни» — вы планируете заниматься в ближайшем будущем?
— «Хребет России» состоит из четырех серий, а смонтирована только одна. И дай Бог сперва сделать все, что задумал! А вы так говорите, как будто я уже прохлаждаюсь! Нужно еще завершить работу как минимум над двумя или тремя книгами «Намедни». «Хребет России» на Первом канале пойдет только осенью. Книгу я еще буду писать весь этот год и следующий. Вы не забывайте, что в этом году мы завершили работу над документальным фильмом о Гоголе. Найдите мне другого безработного, у которого такой же плотный график! А я ведь нигде официально не числюсь. В этом плане я свободен. У меня сейчас есть несколько предложений. Может быть, буду делать фильм про сегодняшнюю Кубу. А может, про Владимира Зворыкина, был такой отец телевидения. Но пока все это — только планы…

- Сейчас вы свободны в реализации своих планов?
— Я всегда был свободен. Я как в 1989 году ушел из госсектора — так все время был свободен.

- Через два года будет 80-летие Михаила Горбачева — не хотите про него фильм сделать?
— У меня был фильм про Горбачева. Назывался он, по-моему: «Парфенов про Горбачева». Он даже есть где-то в Интернете — его нетрудно найти и посмотреть. Мы делали его на 70-летие. Михаил Сергеевич был тогда председателем наблюдательного совета на НТВ, и это был ему подарок. Вообще, Горбачев — уникальный человек, человек эпохи! Тогда, в советское время, он сам себя стимулировал. Но когда он затевал перестройку — я думаю, что он не понимал, во что ввязывается. И, видимо, предполагал, что социализм можно реформировать. А оказалось: вытяни хоть один кирпичик — и все посыплется… Но это не умаляет достоинств Горбачева…

- Снова стать телеведущим не хотите?
— В формате нового телевидения я пока себя не вижу. Мне нравится то, чем я сейчас занимаюсь. Но при этом я не считаю себя писателем — я все так же занимаюсь журналистикой. Я никогда не буду писать романов. Моя книга — можно сказать, тележурналистика в твердом переплете.

- Хорошо, тогда скажите: какие еще телепроекты получат твердые переплеты?
— Конкретных планов нет, но я обдумываю некоторые варианты. Например, сможет ли получиться книжка «Птица Гоголь»? Ведь не является же нашим открытием, что «Мертвые души» писались в Риме. Нашим здесь является «окартинивание». Вот — эта квартира, вот — это окно, если его открыть — ты видишь изображение мадонны на стене противоположного дома. Она много раз появляется в мемуарах Гоголя. Значит, вот здесь стояла конторка, здесь тогда был книжный шкаф, диван… Это — как раскрывающиеся объемные картинки. У нас ведь в детстве были такие книги. Вот это было бы интересно сделать по-взрослому. Может быть, мы попытаемся это воплотить…

«Вечерний Саранск»