Николай Долгополов о тайнах контрразведки и фамильной наследственности

Фамилия Николая Долгополова, безусловно, знакома тысячам читателей. Как ни как без малого четверть века его материалы публиковались в «Комсомолке», затем он «10 лет и 2 дня был ответ. Секретарём и зам.главного редактора газеты «Труд». Ну, а последние годы Долгополов не только работает заместителем главного редактора «Российской газеты», но и по-прежнему остаётся активно пишущим журналистом, причем на самые различные темы. А, кроме того, в свободное от газетных обязанностей время — и как только он умудряется его находить?

Николай Михайлович трудится над созданием книг, киносценариев. А ещё, что называется, на общественных началах возглавляет Федерацию спортивных журналистов России и является вице-президентом Международной Ассоциации спортивных журналистов. Он — член Президиума Федерации фигурного катания на коньках РФ, член Пресс-комиссии Олимпийского комитета России и Пресс-комиссии Международной ассоциации легкой атлетики. И в Мордовии Долгополов оказался «по служебной надобности». Однако при всей своей предельной профессиональной занятости, он, тем не менее, выкроил часок, чтобы «собственными глазами увидеть Эрьзю» и пообщаться с корреспондентом «ИМ».

«По блату в „Комсомолку“ не брали»

— Я давно мечтал посмотреть скульптуры этого гениального МАСТЕРА, — признается Николай Михайлович. — Ведь более полувека назад, когда Эрьзя вернулся из Аргентины в Советский Союз, мой отец с ним встречался и брал интервью для «Известий».

— То есть вы продолжили журналистскую династию?

— Да, у нас получилась целиком журналистская семья. И отец, и мама, и жена связаны с журналистикой, и двоюродный дядя Игорь работал главным художником в «Огоньке». Вот только сын решил нарушить традицию, рационально рассудив, что сейчас наша «фамильная» профессия, увы, не способна обеспечить должную материальную базу. А папа мой был известным журналистом, одним из основателей «Комсомолки», потом с 1938 по 1977 — в «Известиях». Прошел всю Великую Отечественную фронтовым корреспондентом. Дошел до Берлина, расписался на рейхстаге. Он был единственным из советских журналистов, кто оказался аккредитован и на подписании капитуляции, и на Нюрнбергском процессе, где отец провел долгие месяцы, работал вместе с Борисом Полевым.

— Вы в своё время сразу определились с выбором жизненного пути?

— Вообще-то я учился в Московском институте иностранных языков, закончил аспирантуру Университета Страфклайда в Глазго. И с третьего курса работал переводчиком, помогая знаменитому баскетбольному тренеру Александру Гомельскомуго, уже тогда возглавившему Федерацию фигурного катания совсем молодому Валентину Писееву, у знаменитый иностранных фигуристов из мирового ледового шоу «Holiday on Ice». Благодаря этому мне удалось побывать во многих странах. А в «Комсомольской правде» меня приняли с большим скепсисом, мол, «от этого столичного папенькиного сынка, избалованного заграницей, толку не выйдет». Думали, я лентяй, а потому меня не хотели брать в штат. Почти два года я числился стажёром и упорно доказывал, что готов и могу пахать не хуже остальных. В итоге меня зачислили сначала корреспондентом отдела спорта, потом я поступательно прошел все ступени газетной иерархии до должности первого заместителя главного редактора.

— Вы сами-то спортом занимались?

— Да, настольным теннисом. И очень активно, особенно, когда меня командировали собкором во Францию. Я там получил профессиональную лицензию, играл за команду, которая победила на чемпионате Парижа.

«По ту сторону спорта»

— Николай Михайлович, чем тогда объяснить Ваше пристрастие к фигурному катанию? Ведь даже некоторые фигуристы, к примеру, Илья Авербух, не скрывают, что в юности стеснялись признаваться, что они занимаются этим «не очень мужественным» видом спорта.

— А мне в детстве сильно нравилась девочка из моей школы Алёна Жаркова, занимавшаяся в секции фигурного катания. Она была симпатичная, но маленькая, хрупкая и я провожал её на тренировки, помогал носить коньки. И там постепенно перезнакомился со многими ребятами, впоследствии ставшими прославленными чемпионами страны, мира, олимпийскими призерами. Нынешнего президента нашей Федерации Александра Горшкова я знал как Сашку. Елена Жаркова в паре с Геннадием Карпоносовым неоднократно завоёвывала награды первенства страны, они победили на Всемирных зимних студенческих играх 1972 года в Лейк-Плэсиде.

— Да, но их пара распалась, большую популярность Карпоносов завоевал уже вместе с Натальей Линичук. А вы до сих пор сохранили завидную преданность фигурному катанию. Однако у многих ваша фамилия ассоциируется с публицистическими исследованиями о советских разведчиках.

— Мне бы не хотелось концентрироваться лишь на этой теме, хотя, конечно, она интересна и заслуживает внимания. Мне удалось собрать богатейший материал. Не только для газетных публикаций, но и на несколько полноценных книг. За одну из них «Гении внешней разведки» меня наградили премией «Александра Невского». Но, кроме того, у меня вышли книги «По ту сторону спорта», «Весь мир в стакане».

— Разве Вы любитель горячительных напитков?

— Спиртным я не злоупотребляю и, к слову, совершенно не курю. Но довольно неплохо разбираюсь в винах и шампанском и совсем не смыслю в коньяке. Пока жил и работал во Франции, нас часто приглашали на различные дегустации. Винопроизводство — это тоже своего рода искусство, а знакомство с ним — процесс весьма увлекательный.

История нелегалов от первоисточников

— И все-таки, почему вы переключились на изучение разведдеятельности?

— Когда после пяти с лишним лет я вернулся из загранкомандировки, находил себя в новой, полностью изменившейся стране трудно. А тут как раз приближался юбилей разведчика-нелегала Абеля, и главный редактор «КП» предложил мне подготовить материал. Из Пресс-бюро Службы внешней разведки мне дали какие-то папки с кипой пожелтевших вырезок: «Нате, пишите». Я их полистал, полистал — скука смертная. Вернул назад, мол, ничего интересного из этого не получится. Я считаю, что по-настоящему узнать историю можно лишь от непосредственных участников событий.

— Но ведь разведчикам строго запрещено распространяться о своей деятельности.

— Тем не менее, я получил официальное разрешение. И мне довелось общаться с Моррисом Коэном и Владимиром Барковским, с генерал-майором в отставке Юрием Дроздовым, руководившим в декабре 1979-го штурмом дворца Амина в Афганистане, с Борисом Игнатьевичем Гудзем, курировавшим в свое время деятельность группы Рихарда Зорге и участвовавшим в знаменитой чекистской операции 20-х годов «Трест». С Геворком и Гоар Вартанянами, семейной парой нелегалов, считающейся самой результативной в истории современной разведки. Во многом именно благодаря им в 1943-м в Тегеране удалось предотвратить покушение на Сталина, Рузвельта и Черчилля. Познакомился с нелегалом Алексеем Козловым, работавшим по кризисным точкам и по странам, с которыми у нас не было дипломатических отношений. В 1978-м ему удалось узнать об изготовленной в ЮАР атомной бомбе. По вине предателя он два года просидел в камере смертников в тюрьме ЮАР, где его подвергали убийственным пыткам. В 1982-м его обменяли в Германии на целый автобус — одиннадцать шпионов, которые сидели в ГДР, и армейский офицера, пойманного кубинцами в Анголе. О его судьбе я написал сценарий телефильма.

— А ещё Вы писали про легендарного Абеля?

— Судьбу Вильяма Генриховича Фишера, известного под именем Абеля, я изучаю более 17 лет. Уникальные подробности мне довелось узнать от его родной дочери Эвелины и приёмной — Лидии Борисовны Боярской, передавшей в моё распоряжение целый чемодан писем и бесценнейший семейный фотоархив. Так что, у меня накопилось так много материала, что напрашивается ещё одна книга «Абель — Фишер».

— Так кто же он был в действительности Абель? Или Фишер?

— Вильям Генрихович назвался именем своего друга и коллеги по работе в органах госбезопасности Рудольфа Абеля, когда его арестовали в США, чтобы

тем самым дать сигнал Центру о своем аресте. А вообще Фишер — уникальная личность. В течение трех недель его пытались перевербовать. Когда это не удалось, его начали пугать электрическим стулом, что, однако, не сделало нелегала более податливым. Американцы приговорил его к 30 годам каторжной тюрьмы. Сначала он находился в одиночной камере, затем был переведен в федеральную исправительную тюрьму, в камеру с восемью уголовниками. Причем, у сокамерников он пользовался непререкаемым авторитетом. В тюрьме он занимался решением математических задач, теорией искусства, разрабатывал подробные предложения по лучшему использованию тюремного здания и даже подготовил рабочие чертежи. Одно время он обучал французскому языку сокамерника-уголовника, разработал свою технологию шелкографического производств. А еще Вильям Генрихович писал картины маслом, занимался графикой, виртуозно играл на гитаре, пока не поранил руку. Как видите, был необычайно разносторонним человеком.

Семейная тайна

— Николай Михайлович, круг Ваших интересов, судя по всему, тоже непривычно широк — спорт, балет, живопись...

— ...Цирк, музыка, театр. Потому что для меня всё это с детства — естественная, близкая среда. Нашими соседями по дому были артисты Большого, в гости к отцу запросто захаживали иллюзионист Эмиль Кио, знаменитые клоуны Румянцев — Карандаш, Олег Попов, хореограф Юрий Григорович. На верхнем этаже находилась мастерская Дейнеки.

— Вы говорите, что сами коллекционируете живопись.

— Насколько позволяет журналистская зарплата.

— И чему отдаёте предпочтение?

— Реалистическому искусству. В последние время стараюсь найти работы Жоржа де` Пожедаева. Это брат моего отца.

— Родной?

— Сводный по маме, а папы у них — разные. Георгий Пожедаев (1894 — 1971) из княжеского, к слову, рода Годуновых, учился в Императорской академии художеств, работал художником-декоратором в Петрограде. С моим отцом они у них была настоящая братская дружба. Но в 1920-м Георгий, молодой штабс-капитан того самого полка, где царь-батюшка числился полковником, эмигрировал в Румынию. Работал в Национальном театре Бухареста. В Праге исполнил декорации для труппы Анны Павловой. Затем жил в Берлине и Вене, оформлял для балета Дягилева спектакли русского репертуара в Париже, Мадриде, Барселоне. Писал пейзажи Парижа и Прованса, натюрморты, графические портреты. Он, кстати, единственный из русских художников является Кавалер ордена Почётного легиона.