«Набоковскую Лолиту обожаю, но своя все равно милей»

У нашего коллеги Сергея Сеничева вышла в свет новая книга — в меру мистическое, как заявлено на обложке, повествование «ЛЁЛИТА, или Роман про ё». Смотрины назначены на нынешнюю пятницу. Место встречи — «Книжный мир», что на Советской площади столицы Мордовии. Начало — в 17.00. Поздравив автора с очередным детищем, мы решили уточнить...

— Во-первых, почему смотрины, а не презентация? Понты?

— Конечно. В том смысле, что я всё-таки русский поэт. Зачем какая-то инаугурация, когда можно сказать проще и понятней: коронование. Так и с презентацией. В этом слове мне лично слышится что-то буржуазное — все в смокингах, с шампанским и дамами в вечерних туалетах об руку. А смотрины — обряд наш, древний и понятный. Причём в моем случае ещё и двусмысленный. Это одновременно и смотрины новорождённого, и невесты на, так сказать, выданье: приходите, послушайте, поглазейте, нужна вам моя Лё или не нужна...

— А что значит «Роман про ё?». Пиар-ход?

— А вот на смотринах и расскажу...

— То есть, и про сюжет не расспрашивать?

— С моей стороны было бы полным кретинизмом взять и рассказать в двух словах то, на что угробил два года жизни. «Лёлита» — книга о вкусной и здоровой, на мой взгляд и вкус, жизни, и об этом пока — всё. Зачем читателям кайф-то ломать?

— Это твой первый роман...

— В прозе — да. Просто напомню, что был ещё и роман в стихах «Онегин», и масса людей утверждает, что он вообще лучшее, что от меня останется. Но тут вот какой замечательный перевёртыш: «Онегина» я изначально и совершенно сознательно ваял языком по возможности эпическим, хотя и строго в пушкинскую строфу. А вот «Лёля» — «Лёля» писалась как стихи. По внутреннему, по крайней мере, самочувствию. Не удержался и нагло по-пастернаковски добавил в концовку три десятка стихов якобы героя, от лица которого и идёт повествование. Так что книжка получилась, как в том ролике — два в одном...

— Название почти набоковское, стихи по-пастернаковски... То есть, произведение постмодернистское?

— В известном смысле — безусловно. Один только перечень авторов, к наследию которых то и дело идут явные или не очень отсылы, занял целую страницу. Что, собственно, продолжение игры с читателем, начатой ещё в «Онегине». С другой стороны, само понятие постмодернизм слишком, скажем так, преувеличенное. Дутое, по сути. Ироничное (прежде всего именно ироничное) паразитирование на готовых и устоявшихся культурных парадигмах — абсолютная норма. Идея Бендера с компанией, как и Воланда с причиндалами, вчистую сдуты Ильфом с Петровым и Булгаковым у г-на Аверченко — из его «Подходцева и двоих других». «Дон Кихот» — отчаянная пародия на рыцарские романы времен Сервантеса. Шекспир вообще, не особо смущаясь, брал второсортные пьески и новеллки и превращал их в шедевры имени себя. Вообще все сюжеты и фабулы если не из Библии, то из Гомера... Точно так же как и вся русская классическая музыка XIX века из шинели шубертовского романтизма... Это, повторяю, не норма даже, а единственно естественный путь. Просто кто-то не стесняется выпячивать свой метод, а, скажем, Фицджеральд написал историю американского Монте-Кристо, но назвал «Великим Гетсби» и — на тебе, жемчужина «эпохи джаза»...

— Ишь, имена-то всё какие! На одну полку с ними хочешь?

— Ну, тут я, наверное, должен запричитать: ах, что вы, куда нам, сирым и т.д., да? Не буду я ничего причитать. Нет писателей, не верящих в то, что крапают нетленку. 24-летний Достоевский требовал от редактора Некрасова, чтобы КАЖДАЯ страница его «Бедных людей» была обведена специальной чёрной каймой (а отдельные мемуаристы утверждают, что капризник настаивал не на чёрной, а на ЗОЛОТОЙ обводке). Напомню: «Бедные люди» были его пробой пера, не существовало до мая 1946-го в русской литературе такого имени — Достоевский. Отметим уж и то, что эту небольшую, в общем-то, повесть молодой литератор нарёк романом... Я, худо-бедно, вдвое уже почти старше, никаких каёмок не требую, но уверен, что роман мой — всё-таки настоящий роман, штука многоплановая и многослойная. И рассчитанная определённо не на одноразовое прочтение. Другое дело, что изначально мне хотелось написать просто УВЛЕКАТЕЛЬНОЕ повествование. Чего, надеюсь, и добился.

— С пометкой «в меру мистическое»... Это что — фантастика?

— Да боже упаси! И уж тем более не фэнтези, кроме которого (ну и детективов) нынче, кажется, вообще ничего не пишут. «Лёлита» — в каком-то смысле притча. О том, например, что могло бы случиться, не изгони Господь Адама с Евой из Эдема, а спустись к ним и... А по первому плану — это такая совершенно приключенческая мелодрама. О чем, надеюсь, говорит уже само название... А ещё она антиханжеская. И очень антиклерикальная. У Быкова однажды подслушал формулу бестселлера: пиши о том, что тебя волнует больше всего — вот и получится бестселлер. Так и попытался.

— Значит, роман автобиографичен?

— Безусловно. Но не в большей мере, чем биографичны набоковская «Лолита», пастернаковский «Живаго» и тот же «Дон Кихот». Поскольку черпать кроме как из личного опыта да из готовых колодцев (постмодернизм, да?) неоткуда.

— Как восприняли роман те, кто уже успел прочесть его?

— Очень по-разному. За всех не скажу, не в курсе. Но жена предположила, что это слишком смелое произведение. А отец заявил, что первым будет препятствовать изданию. Зная их, предполагаю, что со временем примут и даже, наверное, полюбят, но — факт имел место. Зато двое из друзей высказались диаметрально противоположно: один заметил, что герои чересчур целомудренны, а другой назвал «Лё» — простите за цитату — «очень серьёзной и важной для нас книгой». Вот когда я, собственно, и понял, что получилось именно то, чего и задумал.

— Самому-то нравится?

— До слёз. Говорю же: прочитал уже раз н-надцать и пока не надоедает.

— Заостри внимание на главных достоинствах своего детища.

— Ну это элементарно. Во-первых, грядёт сезон отпусков, и «Лё», как мне кажется, идеальное чтиво, чтобы коротать время в поездах и на пляжах. Во-вторых, книга была когда-то лучшим подарком. Это я в том смысле, что нынешним летом можете забыть о беготне по лавкам в поисках сувениров повычурней — хватайте моё «про ё» и спокойно идите за стол к друзьям, вам будут благодарны. Себя я, во всяком случае, на год вперёд от такой головной боли избавил.

— Чего пожелать?

— Чтобы книжку раскупили в неделю и попросили напечатать ещё.

— А не слипнется?

— Нет.

— Тогда желаю.