Чтобы помнили

Наш очередной рассказ в рубрике «Чтобы помнили» пойдет о Борисе Ивановиче Кочетовском. Личность яркая. На фронте с 41-го, ушел добровольцем, прибавив себе лишний год, чтобы взяли наверняка. Воевал, был трижды ранен, один раз тяжело. Битва подо Ржевом до сих пор снится ему во сне. Наградами не обделен. После войны служил в органах КГБ на оперативной работе. Далее — работа в Совете Министров МАССР. Несмотря на 87 лет, что исполнится ему в этом году, у ветерана до сих пор офицерская выправка и голос: командный, зычный. Который, в свое время и вырабатывать-то не надо было, от природы такой.

Вообще-то его фамилия — Кочетов. Но он сам про это узнал не сразу. А когда выяснилось, то это стало для него откровением. Во время службы и уже после у него часто интересовались его национальной принадлежностью. Уж больно не традиционная фамилия для мордовской глубинки. А какая национальная принадлежность может быть, если он родился в деревне Трусовка Ключеревского района?! Это уже потом деревенские старожилы вспомнили, что у деда Бориса Ивановича, в свое время вошло в привычку, почти после каждого слова добавлять «ски», для связки слов, так сказать: коровыски, телятаски и т.д. И при очередной переписи, еще до революции, называя свою фамилию, он нечаянно прибавил навязчивое «ски». Переписчики записали, так как они услышали. К слову сказать, деревни Трусовки сейчас не существует, она была ликвидирована еще в 1958 году, как неперспективная, нерентабельная, а оставшиеся жители расселились в окрестных селах. Да и района Ключеревского нет, давно уже — Рузаевский. Борис Иванович и заканчивал среднюю школу уже в Рузаевке. И как раз в 41-ом году. Он рассказывает, как в первые же дни войны, школьный директор собрал юношей — выпускников и выступил с предложением: пойти добровольцами на фронт. Парни предвоенных лет были настоящими патриотами своей Родины, воспитанные на фильме про Чапаева и книге «Как закалялась сталь», потому и согласились все как один. С двух выпускных классов добровольцев набралось 75 человек, с ребятами даже напросилась одна девушка. В рузаевском военкомате вначале записывали всех подряд, а потом начали спрашивать про возраст. Когда этот вопрос задали пареньку, стоящему впереди Кочетовского, тот ответил, что он с 1923 года. Его кандидатуру отклонили — молод. А Борис-то был с того же года и день рождения в ноябре. Тоже могут отклонить. Поэтому когда подошла его очередь, сказал, что рожден в 1922 году. И взяли.

Отобранная группа первое время на рузаевском вокзале занималась погрузкой техники, вещей, продуктов: все — на фронт! Потом с этого же вокзала отправили и их самих в Рязанский военный гарнизон. По прибытию стали выполнять задание по возведению боевых тыловых границ Западного фронта. Вскоре было создано Рязанское военное училище по созданию среднего командного состава. Вначале войны ощущалась острая нехватка командиров среднего и младшего командного звена и поэтому курсы по их подготовке были ускоренными. В январе 1942 года лейтенант Кочетовский уже стал заместителем командира стрелковой роты. Особенно яркие его воспоминания связаны с битвой за город Ржев в Калининской (Тверской) области. Фашисты захватили его 1 октября 1941 года и на протяжении 17 месяцев удерживали его, на каждую атаку советских войск отвечали дерзким сопротивлением. Этот город явился для немцев пробным полигоном для вторичного наступления на Москву. В течение первых 10 месяцев после захвата Ржева, немцы по всей его территории распределили огневые точки, наиболее удобные для уничтожения противника. Под городом прорыли подземные ходы: враг мог неожиданно исчезнуть и появиться вновь в самом непредвиденном месте. Укрепления, созданные германскими войсками были высоконадежны. Поступали приказы: взять город Ржев. Приказ по Западному фронту, а то и из самой ставки Верховного главнокомандующего. Приказы не обсуждаются и они должны быть выполнены во что бы то ни стало. Предпринимались новые атаки советских войск, но Ржев взять так и не смогли. Люди погибали тысячами. По словам Бориса Ивановича, приблизительная цифра наших солдат, погибших подо Ржевом составляет 1млн.600тыс. человек. Город был разрушен дотла, после войны его восстанавливали заново.

После каждого сражения за Ржев советские солдаты хоронили своих сослуживцев, закапывали, ставили что-то вроде креста или колышек для опознавания, но налетала вражеская авиация, начинала бомбежку, и кладбище переворачивалось вверх дном: вокруг лежали отдельные части человеческого тела. Все это напоминало гигантскую мясорубку. Как говорил Кочетовский, в перерывах между боями хотелось пить, но во всех близлежащих колодцах вода была отравленной. Невдалеке протекала небольшая речушка, стали черпать оттуда котелками. Вода оказалось красной: она была густо перемешанной с людской кровью. Нередко после боя прилетали фашистские самолеты, не с целью бомбежки, они густо усеивали поле брани листовками с призывом:"Рус, сдавайся! Ржев для вас неприступен.«.

Натиск вражеских войск вкупе с психологическим давлением, которое оказывали подобные призывы, привел к тому, что участились случаи дезертирства. И хоть заградотряды и расследовали каждый случай в отдельности, а бойцы из СМЕРШа расстреливали предателей, дезертиров меньше не становилось. Вот тогда и появился знаменитый лозунг Сталина «Ни шагу назад!». Было решено собрать в Рязани наиболее сознательных офицеров и выслушать их мнение по создавшейся ситуации. Кочетовского также командировали туда. А перед собранием офицеров (а их собралось не один десяток) его предупредили, что он будет выступать седьмым по счету.

— Когда мне сказали о предстоящем выступлении, признаюсь, что оробел, — вспоминает Борис Иванович.- Выступать мне прежде не доводилось. Да и грамотности, общего развития было маловато. У нас в деревне не то что радио, света не было. Спросил распорядителя: а почему именно я? Последовал ответ: потому-то горластый, тебя все услышат (микрофонов-то тогда еще не было, а голос у меня действительно был такой, что мог перекричать любого). При разговоре невдалеке стояли сотрудники НКВД: как тут откажешься? Выступая, я сказал, что будем стоять до последнего, отступать не намерены. И попросил добавить офицеров в 29 и 31 армии. В составе второй из них воевал мой полк. А нехватка офицеров чувствовалась по — прежнему. Командующий Западного фронта пообещал помочь. И снова на передовую. Вновь кровопролитные бои. Во время передышек наши солдаты ползали на еще «не остывшее» поле битвы, забирали у погибших немцев автоматы, продпаек, если такой присутствовал и... письма. Те письма, что они писали перед боем, но по понятным причинам отправить адресату не смогли. Вначале я не понял, зачем нам нужны письма гитлеровцев. Мне объяснили, чтобы знать внутренне состояние противника. Среди наших солдат встречались знающие немецкий язык и переводили тексты писем. Немцы писали: «русские прут как дикие звери и если так будет и дальше, то не один немец не вернется домой живым». Это вселяло уверенность, что немцы боятся нас, укрепляло веру, что мы победим. В одном из боев меня ранило. Не очень серьезно, но врачи хотели отправить в тыл, на лечение в госпиталь. Перед отправлением в палатку медсанбата ворвался командир полка, порвал направление и приказал мне: воевать! И вновь наступление на Ржев. В этом бою погиб командир роты. Я принял командование. На нас шли пять вражеских танков, а за ними колоннами автоматчики. Комбат был невдалеке я подбегаю к нему: что делать? Он отвечает: ты теперь командир и решение за тобой. Решаю: принять огонь на себя, но вначале предупредительные залпы артиллерии по врагу. По себя думаю, что из этого боя я живым не выйду. Наша артиллерия сделала три или четыре залпа. Дым, смрад! Когда рассеялось, бегу сразу к своим солдатам, смотрю: все живы, три немецких танка горят, два уехали, поле усеяно убитыми автоматчиками. Сигналю ракетой и вновь даю приказ наступать. Противник обороняется, пришлось залечь. Вдруг смотрю: из кустов выползают два здоровых фашистских верзилы с автоматами наперевес. Одного я сразу срезал автоматной очередью. Стреляю по второму, а оказывается, патроны закончились. А тот в свою очередь готовится нажать на спуск: мгновение, и не станет меня. Но вдруг его тело ломается напополам- связной Леша подоспел как раз вовремя и спас меня.

-Мы заняли траншею врага, а тут летит вражеский самолет-разведчик,- продолжает повествование фронтовик.- Расчет его ясен: сейчас он выведает нашу диспозицию и полетит обратно. А потом прилетит армада бомбардировщиков, и будут нас прицельно убивать. Надо уходить. Поделился своей мыслью с командиром батальона. Он говорит: ни в коем случае, ведь враг вновь займет этот рубеж. Я ему объясняю, что в этом и смысл: немцы прилетят и, вместо нас, будут бомбить своих соплеменников, не разобрав с высоты — что к чему. Комбат похвалил меня, я отвел роту на исходный рубеж, немцы тут же заняли траншею и тут прилетели 18 бомбардировщиков. Бомбежка была страшная. После этого мы вновь выдвинулись вперед. Наш земляк, фронтовой корреспондент Сергей Грошев (он жив и поныне) сразу написал об этом казусе во фронтовую газету и сфотографировал последствия того, как немцы бомбили самих себя. После того по примеру врага мы подготовили листовки с сообщением об этом факте и разбросали над территорией, занятой ими. Я долго хранил такую листовку. К слову, мне за это сутки отдыха дали.

Вскоре Борис Иванович был ранен во второй раз. Снова легко. Вернее, его могли бы убить, но спас значок «Гвардия». Пуля отрекошетила от него и прошла по касательной, содрал кожу на груди. Гвардейский значок согнулся, но спас своего обладателя. А 18 декабря 1942 года Кочетовский был ранен в третий раз, на этот раз довольно тяжело. Осколки снаряда засели не только в бедре, но задели и кости. Отправили в полевой госпиталь, требовалась срочная операция. Но не было обезболивающего. По подсказке комполка ротному ввели спирт прямо в желудок. Даже малой доли совершенно непьющему Кочетовскому оказалось достаточно. Вполне подходило для анестезии. Операция прошла успешно. Но в том же бою ротный получил не только открытую рану, его очень сильно контузило: он плохо слышал и почти не видел. После этого для него начались полуторагодовые скитания по тыловым госпиталям, его лечили. За это время восстановились зрение, слух.

Вновь к службе он приступил в начале 1945 года в Уральском военном округе. Там он и встретил победу. После этого прослужил еще два года. Предлагали остаться и дальше. Но его мать позвала домой. Отец погиб на фронте и ей одной было тяжело поднимать детей. Так он вернулся в родные места. С 1947 по 1968 годы находился на оперативной работе в КГБ. Далее по 1980 год включительно —заместителем управляющего, а затем и управляющем делами Совета Министров МАССР. После этого, уже, будучи на пенсии, 10 лет проработал помощником директора комбината крученых изделий «Сура» по быту и гражданской обороне.

А теперь у него масса общественных должностей. Он член Советов ветеранов города и республики, председатель общества инвалидов войны «Поддержка». Кроме фронтовых наград у него имеются и полученные в мирное время. За мужество и героизм, проявленные в Великой Отечественной войне он был удостоен звания лауреата Форума «Общественное признание», учрежденного Ассоциацией офицеров запаса Вооруженных Сил РФ. Таких лауреатов только четверо на всю республику, а он пятый.

Все бы хорошо, только вот жизнь ветерана немного омрачает квартирный вопрос. На склоне жизни ему приходится жить в частном доме, оформленном на сына. А в этом же помещении, по словам ветерана, вскоре поселятся внучка с семьей и внук с семьей. Доселе они все жили в Москве, но не сложилось, тяжела и дорога стала жизнь в столице. Если все так и произойдет, то Борису Ивановичу придется перебираться жить на кухню. Вот тут бы Совету ветеранов и побеспокоиться о фронтовике. За мужество и героизм, жизнь на кухне — это очень мало.

РИА «Инфо-РМ»