Дело о гибели царской семьи
15.04.2010 12:25
Тревожные времена и излом исторических эпох часто в корне меняют судьбы совершенно заурядных, в принципе, обывателей. Революция 1917 года прошла по жизни многих, как нож, разделив её на две части — до и после. Так произошло и с Николаем Соколовым — личностью, примечательной во всех отношениях. Именно ему в феврале 1919 года адмирал Колчак поручил расследование уголовного дела по убийству Николая II и царской семьи. Но мало кому известно, что деятельность этого человека напрямую связана с мордовской землей. С 1907 по 1917 гг. он исполнял обязанности судебного следователя по уголовным делам Краснослободского уезда, где и произошло его профессиональное становление. Судьба Соколова во многом повторяет судьбы многих русских людей, вставших на сторону белого движения. Но проведенное им расследование, полученные результаты до сих пор не дают покоя историкам всего мира и являются основанием для версий, споров и домыслов о тех трагических событиях, которые произошли в ночь с 16 на 17 июля 1918 года в подвале дома Ипатьевых в Екатеринбурге.
Николай Алексеевич Соколов родился 21 мая 1882 года в небольшом городе Мокшане Пензенской губернии. Курс юридических наук прошел в Харьковском университете. После окончания университета в 1904 году начал службу в Пензенском окружном суде. После трех обязательных лет кандидатства был назначен судебным следователем Краснослободского уезда. Здесь он проявил себя с самой лучшей стороны и уже в 1911 году получил статус следователя по важнейшим делам Пензенского окружного суда.
В чинах Николай Алексеевич шёл достаточно споро. В 1914 году он уже получил звание надворного советника (подполковника по военной табели). Пользовался Соколов уважением и среди коллег. Его избрание Председателем Союза Судебных следователей Пензенского окружного суда служит этому прекрасным доказательством.
Едва ли возможно найти более красочный портрет следователя Соколова, чем тот, который создан генералом Михаилом Дитерихсом, одним из организаторов расследования убийства императорской семьи. Вот что пишет Дитерихс в своей книге: «Среднего роста, худощавый, даже просто худой, несколько сутулый, с нервно двигавшимися руками и нервным, постоянным прикусыванием усов; редкие, темно-шатеновые волосы на голове, большой рот, черные, как уголь, глаза, большие губы, землистый цвет лица — вот внешний облик Соколова. Отличительной приметой его был вставной стеклянный глаз и некоторое кошение другого, что производило впечатление, что он всегда смотрит несколько в сторону».
Короче, честно пишет Михаил Константинович, «первое впечатление — неприятное». Но, как всегда и бывает, оно оказалось обманчивым. С детства природный охотник, привыкший к лишениям бродячей охотничьей жизни, к высиживанию по часам глухаря или тетерева на току, Соколов развил в себе до максимального предела наблюдательность, угадывание примет и бесконечное терпение в достижении цели, что и показала его дальнейшая работа.
Революции Соколов не принял, но скрепя сердце всё же остался служить при Временном правительстве, хотя и называл Керенского «Ааронкой» (по его мнению, тот был еврейского происхождения). А вот с большевиками Соколов сотрудничать не захотел. 10 декабря 1917 года следователь по важнейшим делам Н.А. Соколов подает прошение по инстанции: «Имею честь просить суд освободить меня от исполнения обязанностей службы, ввиду моей болезни, совершенно лишившей меня в настоящий момент возможности производить предварительное следствие». И хотя Николай Алексеевич действительно был человеком со слабым здоровьем, в данном случае здоровье — только повод отстраниться от сотрудничества с новой властью.
Тут стоит упомянуть ещё об одной характеристике Соколова, которая содержится в письме, отправленном в свое время в Министерство юстиции Сибирского правительства генерал-лейтенантом Розановым, тем более что в ней говорится о профессиональной деятельности Николая Алексеевича в Краснослободском уезде: «Господин Соколов с давнего времени мне известен как лично, так и по своей служебно-общественной деятельности. По своей специальности он проводил многие сложные дела, возбудившие общественный интерес, и пользовался репутацией опытного следователя.
Будучи Председателем Союза Судебных следователей Пензенского окружного суда, господин Соколов, со времени большевистского переворота, терпел всякие притеснения от Советской власти за его решительный отказ служить в судейских большевистских коллегиях и за моральное в этом направлении воздействие на своих товарищей. Соколов входил в состав возникших в Пензе как узловом пункте военно-общественных организаций, имевших целью возрождение родины, руководимых мною лично, и деятельно помогал установлению связи, отправлению офицерских кадров и т.п. Благодаря прекрасному знанию им мест, прилегающих к фронту, он давал нужные маршруты, служа иногда лично проводником курьеров с ответственными поручениями. В последнее время пребывание его на территории Советской власти стало положительно невозможным, и он почти одновременно со мною прорвался через фронт, пройдя расстояние от Пензы до Сызрани пешком под видом нищего. Ввиду изложенного, я считаю себя морально обязанным просить Вас, господин министр, оказать господину Соколову всяческое содействие с Вашей стороны к получению им надлежащего места по судебному ведомству».
По мнению историков, это бегство вовсе не было для Соколова вынужденным. Даже при создавшихся обстоятельствах ему вряд ли грозили преследования. Но ненависть к новой власти была сильнее привязанности к дому, и следователь принимает решение отправиться через всю Россию, но не на юг, откуда можно было перебраться за границу, а на восток, в Сибирь к адмиралу Колчаку. «Когда, бежав от большевиков из Пензы, — пишет о Соколове Дитерихс, — он переоделся простым бедным крестьянином, из него создался характернейший тип бродяги, босяка, хитровца из повестей Максима Горького».
Он же рассказывает о любопытной истории, которая случилась с Николаем Алексеевичем во время этого перехода. В одной из деревень Соколов наткнулся на мужика, который года три до этого был изобличён им в убийстве и ограблении своей жертвы. Мужик судился и был присуждён к большому наказанию, но революция дала ему возможность вернуться к себе в деревню. Он узнал Соколова и мог ему отомстить, выдав красным. Но не сделал этого, а напротив, спрятал в своей избе, накормил и дал переночевать. А наутро, прощаясь, принёс ему старую порванную шапку и отдал со словами: «Одень эту, а то твоя хороша, догадаются».
Добравшись до Омска, Соколов получает назначение в Омский Окружной суд судебным следователем по особо важным делам. В июле 1918 года, через несколько дней после расстрела царя, Екатеринбургскую губернию заняли белые. Вскоре по личному распоряжению адмирала Колчака Николай Соколов возглавил группу, занимавшуюся расследованием убийства царской семьи.
Николай Алексеевич первым установил, что «тела расстрелянных побросали в кузов грузовика и увезли в лес к деревне Коптяки». Соколов приказал своим людям искать останки венценосной фамилии в лесу, куда чекисты под страхом смерти запрещали заходить местным жителям. Здесь прочесали каждую кочку (в поисках принимали участие до тысячи человек), но ничего не нашли.
Тогда Соколов предположил следующее: трупы разрубили на куски и сожгли на кострах. Этому имелись веские доказательства — мелкие раздробленные кости в кострищах и просаленная под ними почва. Следователь также обследовал одну из шахт и нашел там важные вещественные доказательства. Им было собрано несколько томов документов, относящихся к расстрелу царской семьи.
Расследование насильственной гибели семьи Романовых, ставшее главным делом его жизни, фактически продолжалось до самой смерти. Сейчас в любой книге, кинокартине, статье о цареубийстве — всегда присутствуют ссылки: Соколов, Соколов...
В
Он подписывал протоколы допросов свидетелей аккуратно и четко, как того требовали законы уже не существовавшей страны: «…Судебный следователь по особо важным делам Омского окружного суда допрашивал в качестве свидетеля нижепоименованного с соблюдением 443 ст. уст. угол. судопр., и он показал…». Еще понятно, когда вышеозначенные процессуальные действия происходили на Урале в
Находясь в эмиграции, Николай Алексеевич пытался добиться приема у представителей семейства Романовых, но получил отказ. И тогда, опираясь на свой архив, он написал книгу «Убийство царской семьи», полную шокирующих подробностей: «В полночь комиссар Юровский отдал приказ разбудить всех пленников и доставить их в подвал, — писал Соколов. — Первым вниз пришел Николай, который держал на руках сонного цесаревича Алексея. За ним спустились остальные. Последней была Анастасия со спаниелем Джимми. Когда все, включая доктора Боткина, слуг Харитонова и Труппа, и комнатной девушки Демидовой, расселись на стульях, Юровский зачитал приговор Уралисполкома о смертной казни. Николай II, продолжая поддерживать дремлющего Алексея, стал подниматься и успел сказать только „Что?“, как загремели выстрелы, — констатировал следователь. — Царь был убит наповал.
Императрица успела поднять руку для крестного знамения, но тут же рухнула на пол, прошитая пулями. Следом расстреляли Ольгу, Татьяну, Анастасию и Марию. Под градом пуль погибли Боткин, Харитонов, Трупп. И тут у команды закончились патроны. Демидову, не пострадавшую от выстрелов, пронзили штыками более 30 раз. Обезумевшему спаниелю размозжили голову прикладом. Когда Алексей слабо шевельнулся, Юровский перезарядил пистолет и дважды выстрелил ему в ухо».
Умер Николай Алексеевич 23 ноября 1924 года при странных обстоятельствах. По официальной версии, смерть наступила от разрыва сердца. Однако семье в России сообщили, что он умер от огнестрельного ранения. Застрелился сам или это сделал кто-то другой — так и осталось загадкой.
Интересен еще один факт. Продолжая активно работать над расследованием, Соколов неожиданно перед смертью передал документы следствия своему другу князю Н. Орлову. Десятки лет спустя его племянница продала этот архив с аукциона «Сотбис» за сумму около миллиона долларов…
«Вечерний Саранск»