Испытатель «Бурана» живет в селе Старое Девичье Ельниковского района

Невелик Ельниковский район Мордовии, но знатен. И пришлось в этом убедиться еще раз, когда журналистские пути-дороги занесли на днях с коллегами в село Старое Девичье. Там после выхода в отставку уже восемнадцать лет живет в родительском гнезде подполковник Иван Степанович Гузанов, председатель совета ветеранов села и комитета ветеранов — всего района. Другой на месте Ивана Степановича давно бы заявил о себе всему миру, а Гузанов остался тем же скромнягой, каким и был в далекой своей юности, когда мечта о самолетах позвала его в Иркутск. Но как, скажите, случайно узнать и не рассказать журналисту о человеке, принимавшем самое непосредственное участие в создании космического корабля многоразового использования «Буран»?

К сожалению, «Буран» стал первым и последним отечественным космическим челноком. Рожденный в СССР, он 15 ноября 1988 года сделал два витка вокруг земного шара, а затем успешно приземлился на Байконуре. И был раздавлен там же провалившейся от снега крышей ангара уже после того, как сложил с себя полномочия Михаил Горбачев. Тоже, кстати, первый и последний, но — Президент СССР.

Это была сенсация!

Гузанова вполне можно назвать одним из многочисленных родителей «Бурана», хотя сам он, как человек военный, не сторонник вольных сравнений. «Родитель, — говорит он, — слишком громкое звание, а я рядовой испытатель уникальной техники, которую мне доверили».

Иван Степанович — живой свидетель триумфальной посадки космического челнока. После того, как «Буран» возвратился на землю, корабль, как и американский «Шаттл», приземлился в заданном районе (это был опять Байконур) тоже «по-самолетному». То есть, сел на взлетно-посадочную полосу длиной около 5 километров и шириной 80 метров, с которой до этого взлетел, и почти сразу был готов к очередному полету. Полет продолжался 205 минут. Однако, в отличие от заморского собрата, «Буран» совершил посадку не с помощью пилотов, а в автоматическом режиме, что стало настоящей сенсацией. (Кстати, американские челноки до сих пор садятся только в ручном режиме). Сенсация была в том, что такое в истории мировой космонавтики случилось впервые. Все удивлялись поразительной точности, с какой корабль приземлился при сильнейшем ветре. Ураган пришел со стороны Аральского моря, и порывы ветра достигали при посадке 20 м в секунду. Но автоматика выбрала оптимальную траекторию, вывела корабль точно на посадочную полосу. Боковое отклонение от осевой линии полосы составило всего 3 м, продольное — 10 м. Это была высочайшая точность!

А ведь еще недавно разработчиков корабля открыто ревновали к излишней любви к автоматике. Приоритет, мол, отдаете автомату, а не космонавтам. Противниками автоматики были и космонавты Игорь Волк, Алексей Леонов. «Но надо было видеть лица оппонентов после приземления корабля! — говорит И.С. Гузанов. — Удивленные глаза и совершенно растерянные лица».

«Но почему конструкторы сделали упор на автоматику?» — спросил я у Гузанова.

— Ручное управление у нас было всегда резервным. Последующий опыт подтверждает, что конструкторы выбрали правильный путь. Вмешательство человека нужно только в том случае, если автоматика со своими задачами не справляется.

Достойный ответ

Работа над проектом началась в середине 1970-х годов, когда США заявляли о своем стремлении к широкой милитаризации космоса. Один из отцов советской космической техники по поводу планов янки о многоразовых космических кораблях заявил: «Это очередной блеф, которым нас пытаются запугать». Многие конструкторы оставались сторонниками пилотируемых станций и кораблей.

— Но мы сумели ответить американцам достойно, и этим ответом стал «Буран». Политическое решение состоялось после заседания Совета обороны, на котором прозвучало: США, запустив «Спейс Шаттл», смогут получить решающее военное преимущество в плане нанесения упреждающего ракетно-ядерного удара. СССР стремился удержать лидирующее положение в космосе, а с другой — обеспечить страховку от всяких сюрпризов.

Иван Степанович Гузанов слышал, и не раз, что «Буран» — это копия американского «Шаттла». Но принципиально с этим не согласен: «Спейс Шаттл» без челнока не может быть использован. У него маршевые ракетные двигатели, работающие на участке выведения, установлены на челноке. А ракета-носитель «Энергия» на «Буране», может выводить как корабль, так и полезную нагрузку до 100 тонн. Двигатели созданы НПО «Энергия» под руководством Валентина Петровича Глушко. Равных им и сейчас в мире нет«.

Сбитый с орбиты

Гузанов искренне считает, что отечественный корабль многоразового использования стал «одноразовой салфеткой» потому, что был создан в самое неудачное для этого время. В 1992 году программа «Энергия-Буран» решением Бориса Ельцина была закрыта. В казне не оказалось денег ни на что. Решили сэкономить за счет того, что пока само требовало миллиардных вложений. Президента не убедили доводы академиков о том, что это громадный удар по научно-техническому прогрессу России.

Это, говорит Гузанов, была не самая дорогостоящая, но бесспорно самая выдающаяся программа, вершина достижений отечественной ракетно-космической техники. Так и не доведенная до логического завершения, она все равно стала символом огромных возможностей России, которая может сделать все, но не всегда знает, как распорядиться тем, что уже сделала. Подумать только: на «Буране» не было ни одной импортной детали! А кроме того, было разработано свыше 600 новейших технологий. Половина разработок могла конкурировать с лучшими мировыми образцами. Однако в России оказались востребованными немногие из них.

У слетавшего в космос «Бурана» были к моменту закрытия программы «двойники». Пока первопроходец дожидался конца в ангаре, ставшем для него саркофагом, второй экземпляр с ракетой готовили к стыковке со станцией «Мир». Переоборудованный, он стоит в музее «Байконур». Третий, готовый на 30-40 %, остался недостроенным в Тушине.

Частица его жизни

К испытаниям «Бурана» И.С. Гузанова привлекли в самом начале программы. К тому времени он успел окончить авиационные училища в Иркутске и Киеве и служил в Астраханской области, где располагался НИИ военной авиации. Но еще до этого долго летал борттехником АН-12.

НПО «Молния», разрабатывавшее под руководством Г.Е. Лозино-Лозинского корпус корабля, и НПО «Энергия» (руководитель ак. В.П. Глушко), создававшее ракету-носитель, находились в Москве. А испытатели «изделия» — за тысячи километров. Инженеров-испытателей Гузанова и Чернобривцева командировали к разработчикам в Щелково. С них двоих начинался отдел испытаний, в котором затем были десятки «узких» специалистов — по шасси, двигателям, парашютам, тормозам... На аэродроме «Чкаловский» прошли на макете «Бурана» испытания системы управления, маневренности, посадочной скорости, других параметров аппарата. Макет поднимали в воздух 4 авиадвигателя. Было совершено 26 полетов, из которых Гузанов не пропустил ни одного. В кабине с ним, похожей на конференц-зал, побывали, пожалуй, все наши космонавты. Они и сегодня с Иваном Степановичем — на совместных фотографиях, на которых остались их благодарные автографы нашему земляку.

А благодарности Родины И.С. Гузанову за верную ей службу — многочисленные ордена и медали, которыми он награжден. Ипытатель легендарного «Бурана» живет сегодня в доме, построенном своими руками. Место рождения мужа стало второй родиной и для его жены, болгарки Софии Христофоровны. Много, говорит она, пришлось переменить вместе с мужем мест. «Но больше всего общих воспоминаний у нас о времени, когда Иван Степанович испытывал „Буран“. Он был для него как будто и не корабль, а близкий человек, потеря которого не может быть без боли».