Жительница Ардатовского района Мордовии Ю.И. Торутева рассказала о трудностях войны
28.05.2012 14:44
За окном в наступление шла весна. Уже приветно махала зеленою веткой мая и звала в огород, на трудовой подвиг. О том и переживала Юлия Ивановна Торутева – сможет ли в эту весну поработать так, чтобы ни злому сорняку, ни случайной травинке не пробраться было в ее огородное царство. То, что огород у нее – произведение искусства, замечал каждый, кто проходил по этому переулку. А некоторые при этом, вовсе и незнакомые с ней, заходили в редакцию, просили написать о жительнице этого дома, имеющей такой ухоженный огород. Потому мы и в гости напросились. Наступившая весна тяжела для нее в этом году: гипертония, головокружение, да еще ремонт затеяли. Пока жива, надо дом поправить, считает Юлия Ивановна. Они с соседкой бабой Настей как раз пили чай и разговор вели о трудной молодости, пришедшейся на войну. Растревожили их тем, что анкеты заполнять в Совет ветеранов пригласили. Как тут не вспомнить и заново не пережить то далекое, былое. Как по трое суток не уходили с тока, как спрос с них был наравне со взрослыми.
Война
Отец в семье был последним, седьмым по счету, потому по обычаю и должен был остаться с родителями. Женился он рано, в семнадцать лет, жена на год старше. Через положенный срок родилась их первая дочка – в день рождества 1929 года появилась на свет. Родители дали ей необычное имя, какого ни у кого в округе не было – Юлия. А вскоре началась коллективизация. Семья Торутевых не была зажиточной, но мать-старуха запретила сыну вступать в колхоз, привела для этого единственный, но, по ее мнению, веский аргумент: колхоз - это грех. И молодая семья поверила ей, не ведая, что своим решением подписывает себе приговор. У них отрезали огород, стали душить налогами, а потом выгнали из добротного дома, сделали в нем сельсовет. В семье тогда уже было трое малых детей да двое стариков. Потому детство Юлии - это голод и лишения, начавшиеся задолго до войны. Другой дед – отец матери - в конце своего огорода сляпал им халупу из старого конюшника, в ней и ютились. У отца были золотые руки, он и печки клал и плотничал. Но все его заработки уходили на уплату налогов, которых становилось все больше. Только заведут козу, и ее уволокут, зарежут, сами съедят сельсоветские, а налог опять не плачен. Настал день, когда они уже не в силах были хоть что-то отдать. И отца посадили в тюрьму. Так он и сидел до самого начала войны, из тюрьмы и на фронт ушел. Во время войны мать сдалась, вступила в колхоз, и первой работницей, пригодной для всех тяжелых работ, оказалась подросшая Юля. Где только не трудилась она: и в свинарнике, и в овчарне... Так что их семья оказалась закаленной, привыкшей к голодному существованию, ведь 10 лет прожили не пробуя глотка молока. Счастье их оказалось в том, что отец вернулся с войны. Пришел домой, а тут новость хорошая солдату приготовлена: семья в своем прежнем доме живет. Председателем в войну был старичок. Он их и пожалел, распорядился вернуть дом. Когда спустя с десяток лет отец стал ставить новый дом, остановился поговорить один из тех бывших руководителей, душивших его налогами и съевших не одну их козу.
– Да ты, Иван Васильевич, никак строишься, - усмехнулся.
- А где вода была, там опять нальется, а ты вот как был голытьбой, таким и остался, - ответил отец. И был прав. Лютовавшие в тридцатые голоштанники не разжились, потому что не умели трудиться. Их деревня Стрелка в Сеченовском районе Горьковской области перестала существовать в шестидесятые годы. Парни подрастали, уходили в армию и не возвращались. Девчата любыми путями старались достать паспорта, что с трудом сделала и Юлия Ивановна. А получив документ, вырвалась из свинарей и от всей этой горькой жизни сбежала аж в Казахстан. Родители же ее с младшими детьми, а всего у Торутевых детей было семеро, перебрались в Ардатов.
Казахстан
Война
Отец в семье был последним, седьмым по счету, потому по обычаю и должен был остаться с родителями. Женился он рано, в семнадцать лет, жена на год старше. Через положенный срок родилась их первая дочка – в день рождества 1929 года появилась на свет. Родители дали ей необычное имя, какого ни у кого в округе не было – Юлия. А вскоре началась коллективизация. Семья Торутевых не была зажиточной, но мать-старуха запретила сыну вступать в колхоз, привела для этого единственный, но, по ее мнению, веский аргумент: колхоз - это грех. И молодая семья поверила ей, не ведая, что своим решением подписывает себе приговор. У них отрезали огород, стали душить налогами, а потом выгнали из добротного дома, сделали в нем сельсовет. В семье тогда уже было трое малых детей да двое стариков. Потому детство Юлии - это голод и лишения, начавшиеся задолго до войны. Другой дед – отец матери - в конце своего огорода сляпал им халупу из старого конюшника, в ней и ютились. У отца были золотые руки, он и печки клал и плотничал. Но все его заработки уходили на уплату налогов, которых становилось все больше. Только заведут козу, и ее уволокут, зарежут, сами съедят сельсоветские, а налог опять не плачен. Настал день, когда они уже не в силах были хоть что-то отдать. И отца посадили в тюрьму. Так он и сидел до самого начала войны, из тюрьмы и на фронт ушел. Во время войны мать сдалась, вступила в колхоз, и первой работницей, пригодной для всех тяжелых работ, оказалась подросшая Юля. Где только не трудилась она: и в свинарнике, и в овчарне... Так что их семья оказалась закаленной, привыкшей к голодному существованию, ведь 10 лет прожили не пробуя глотка молока. Счастье их оказалось в том, что отец вернулся с войны. Пришел домой, а тут новость хорошая солдату приготовлена: семья в своем прежнем доме живет. Председателем в войну был старичок. Он их и пожалел, распорядился вернуть дом. Когда спустя с десяток лет отец стал ставить новый дом, остановился поговорить один из тех бывших руководителей, душивших его налогами и съевших не одну их козу.
– Да ты, Иван Васильевич, никак строишься, - усмехнулся.
- А где вода была, там опять нальется, а ты вот как был голытьбой, таким и остался, - ответил отец. И был прав. Лютовавшие в тридцатые голоштанники не разжились, потому что не умели трудиться. Их деревня Стрелка в Сеченовском районе Горьковской области перестала существовать в шестидесятые годы. Парни подрастали, уходили в армию и не возвращались. Девчата любыми путями старались достать паспорта, что с трудом сделала и Юлия Ивановна. А получив документ, вырвалась из свинарей и от всей этой горькой жизни сбежала аж в Казахстан. Родители же ее с младшими детьми, а всего у Торутевых детей было семеро, перебрались в Ардатов.
Казахстан
В начале шестидесятых казахи жили еще в юртах. Именно русские помогли им оттуда выбраться, и не только потому, что построили заводы и города. Но во многом и приучили к бытовым удобствам и чистоте, к примеру, мыться в бане. Работать крепкая деревенская девушка поступила на стройку, и до пенсии трудилась штукатуром-маляром. Здесь у них был добротный дом, огород, полный достаток, здесь родились внуки. И никогда не думала, что, прожив там больше 30 лет, в старости вновь пройдет через то же самое испытание, что досталось в детстве и юности: опять окажется отверженной. Но именно так и случилось. В одночасье оказались в чужом государстве, а вчерашние соседи стали врагами. Настал тот черный день, когда пришлось покидать ставший родным свой поселок. Свой дом, который она всегда содержала в идеальной чистоте и красила, обновляла краской, которую привозила туда из Ардатова, они продали за 3 тысячи рублей. Покупатели несколько раз обошли ближние улицы и выбрали их дом, потому что он выделялся из всех своей обустроенностью, яркостью, добротностью. Но больших денег не дали, знали, что русским деваться некуда. Вырученные тысячи были потрачены на переезд в Россию, страну, где прошло такое трудное детство, где ждала неизвестность в старости.
Возвращение
Они приехали в Кстово, где жила младшая сестра. Муж еще был не на пенсии. Там он работал прорабом на стройке, а здесь трудоустроиться смог только сторожем в дачный массив. Там, при дачах, они и жили в одном из домиков, приспособив его под жилье. Летом еще ничего, общались с людьми, зимой же оставались одни в забытом Богом месте. То были трудные, непредсказуемые годы. И воровство процветало, и жестокость царила вокруг. Председатель дачного общества им наказывал особо не нарываться, если что. Они прожили там пять лет, на всем экономили. Копили деньги на покупку жилья. А потом случилось несчастье – в одночасье умер муж. Она в это время лежала в больнице с очередным приступом гипертонии. Этот год был самым страшным. Не знала, как дальше жить, куда деваться. Тогда и переехали они с сыном в Ардатов. Здесь могилы родителей, здесь живут родственники. Все прошедшие годы училась не вспоминать свой дом, который до сих пор снится, почти из руин восстановили этот, купленный очень недорого.
Может, оттого, что родилась в день рождества Христова, ей выпала такая мучительно-трудная жизнь. Сын на инвалидности, а внуков не видела много лет. Один остался в Казахстане, второй вот уже 15 лет живет в Германии.
Сейчас, когда уже позади осталась и ее жизнь, она все чаще вспоминает бабушку Татьяну Ивановну, которая когда-то своей, казалось бы, неразумной категоричностью на такую трудную жизнь обрекла себя и семью младшего сына. Она была чуть не единственной в округе повитухой. И как ни тяжела была жизнь, как ни травили семью свои же односельчане, она ни разу никому не сказала плохого слова и не отказалась принять новорожденного, кто бы ни просил. На похороны бабушки она не успела. В тот год завербовалась на лесоповал, полгода валила лес, чтобы протащить семью в очередной голодный год. Тогда привезла столько всего, одела младших, себе купила обновы и впервые без стеснения смогла выйти на улицу, в хоровод. А бабушку не застала, и так затосковала о ней, так сокрушалась и плакала. И увидела ее во сне. Сидит бабушка, в черном сарафане, в лаптях на самом верху какой-то как бы лесенки, а рядом с ней и пониже много-много ребятишек, головки у всех русые, лица светлые, глаза ясные. У нее только своих было 40 внучат да скольким еще помогла родиться. Одно она тогда поняла – нельзя больше о бабушке плакать, а теперь думается, что все-таки знают там, на небесах, много больше того, что нам ведомо. От нас только одно и требуется – безропотно донести свой крест и каждому в свой срок попрощаться с миром, в котором вот опять зеленою веткой мая машет весна и заманчиво обещает лучшее в завтрашнем дне.
Валентина КОНОВАЛОВА.
«Известия Мордовии»