Егор Михайлович Дыров и его домашняя церковь

В то раннее утро они, двое двенадцатилетних парнишек – Колька и Егорка, пасли стадо овец и коз на парах. Когда выгнали животных на широкое место, Егор первым побежал домой завтракать. Оказалось, мать еще только поставила хлебы в печь. Пока этот тяжелый черный хлеб военного времени доспевал в русской печи, мать велела мальцу поширкать косой на выпасе, все клочок сена успеет добыть малый помощник. Только приступил к косьбе, услышал шум, блеянье овец и со всех ног кинулся за деревню, а навстречу гурьбой его перепуганное стадо, окружили пастушка, ни на шаг не отходят. Понял, что случилось что-то страшное, когда увидел овцу бабушки Королевой. Она была самой крупной в стаде и вот еле шла – вымя распорото, ягнят с нею нет. Выбежав на то самое широкое место, где оставил стадо, увидел тут и там лежащие окровавленные туши. Между ними бегал обезумевший Колька и плакал навзрыд. Хлопает кнутом и сам весь, с ног до головы, в крови. Сказал, что напали сразу восемь волков, сколько-то овец утащили в хлеба. А сколько еще погубили – не сосчитать.

Стали они стаскивать в кучу мертвые туши, а силенок нет. Кнутом завязывали ноги и волокли ягнят, козлят, взрослых, теперь уж плакали оба. Тут и спросил, почему он сам-то весь в крови, вроде не раненый. Тут Колька и рассказал, что когда волчица распорола брюхо овцы и стала пить кровь, он со страху и отчаянья бросился на нее и хлестнул кнутом. То ли от боли, то ли от неожиданности она взвилась и со всего маху бросилась на мальца, сшибла его с ног, но не тронула. Морда и лапы у нее были в крови, и потому испачкала его всего.

Когда все туши стаскали в одну кучу, увидели, что волки не ушли, а, завершив пиршество, намеревались вновь поживиться. Колька заявил, что он больше здесь не останется, и побежал в село за подмогой. Егор остался с кнутом и палкой охранять животных. Доглодав в кустах три туши, волки вновь пошли в атаку.

- Идут, зубами щелкают, а я стою на месте и кнутом хлопаю, убежать не имею права – что скажу жителям Федоровки? – вспоминает Егор Михайлович Дыров. - Что было бы дальше, и представить страшно, но тут началась стрельба и спугнула волков. На наше счастье, в этот день именно здесь, недалеко от Питерки, милиционеры прочесывали кусты в поисках дезертиров и, видимо, на кого-то наткнулись, раз стали стрелять, чем и спасли мою жизнь, - считает он.

По его мнению, это был первый случай, когда Бог спас его жизнь, которую Егор Михайлович прожил на особицу сам, чему последовали и его дети.

Род Дыровых берет начало из деревни Федоровка, которой сейчас уже нет на карте Ардатовского района. Дед Гаврила имел две маслобойки, одна выдавала подсолнечное масло, вторая – сливочное. В начале тридцатых годов, быстро смекнув, что времена наступают смутные, одну маслобойку он продал, вторую разобрал, чем спас свою семью от раскулачивания. Вместо него пострадал житель Калиновки, купивший его маслобойку, и еще не успевший даже по-хорошему пустить ее в действие.

В колхоз не вступил, но все равно лишился своего богатства – 4 коров и 7 лошадей. С этого времени и начались беды. Все большое семейство душили налогами. Только заработают, купят корову, ее уведут со двора в счет уплаты.

К началу войны у сына Михаила было семеро детей: Мария, Егор, Василий, Коля, Нюрка, Алексей, Катя. Михаил Гаврилович ушел на фронт, попал в Ленинград, там провел всю блокаду. Жена Пелагея Гавриловна не спасла бы всю семью, если б не старшая дочь Мария.

Она всю войну ездила на торфоразработки. Бригада федоровских девчат прославилась на всю страну как ударная, не выпускающая из рук Переходящее знамя. Потому Мария привозила домой вещи, мануфактуру, все это обменивали на еду. Вернувшись в очередной раз с торфоразработок, Мария узнала, что в родной деревне она признана тунеядкой и за это ее отправили в ссылку в Карелию. Там Мария провела больше года, валила лес, прижила ребенка. Вызволил ее оттуда дядя. Он работал на железной дороге, имел бесплатный проезд, потому и смог оттуда ее вывезти.

Михаил Гаврилович вернулся с войны с такими тяжелыми ранениями, что ноги его до конца жизни не зажили. Раны постоянно кровоточили, зимой не мог обувать валенки. Внучки однажды расшалились и убежали от деда на улицу, так он за ними вышел на снег босиком. Он несколько лет уговаривал жену уехать в Ленинград, который полюбил всей душой, но она не согласилась, осталась верна этой суровой земле, на которой установлен был новый строй, не признавший особую правду и обособленную жизнь семьи Дыровых.

Егор Михайлович всю жизнь прожил в пос. ст. Ардатов, вырастил шестерых детей.

Дом его необычен тем, что в передней избе все стены в иконах, есть даже самодельная колокольня. Все это было сделано еще в советские времена, когда в открытую боялись даже говорить о вере в Бога, не то что превращать в своего рода храм собственный дом. Но он выбрал свой, особенный путь, и упрямо прошел по нему, надеясь в этой жизни только на Бога, который удивительным образом спас его в детстве на том поле, где стоял он один с палкой и кнутом против стаи серых хищников.

Сейчас, в свои 80 лет, Егор Михайлович по-прежнему все свои дни посвящает молитвам и чтению Псалтыря, для чего он, имея всего четыре класса образования, освоил старославянский язык. - А вы к кресту-то приложитесь, - сказал он нам на прощание и как бы между прочим сообщил, что не далее как сегодня утром его «баушка» вернулась из гостей. Подвезли ее родственники к самому дому и тут же хотели уехать, а машина-то и не заводится. Вышел дядя Егор и сказал им те же слова. Приложились ни во что не верующие мужики к кресту, в ту же минуту вышли из дома, сели за руль, и машина рванула с места как ни в чем не бывало.

Покинули мы этот необычный дом в каком-то особенном настроении. И весь продолжавшийся день оказался таким хорошим! Все задуманное получалось само собой, на душе – тишина и покой. Казалось, что все в этом мире устроено просто и правильно, и лишь от выбора каждого зависит, труден ли, праведен ли его единственный жизненный путь.